Реймонд Чандлер - Золотой дублон Брашера

Он шагнул вперед и ударил ее. Она отлетела к стене и села, раскинув длинные ноги по полу, прижав руку к лицу и глядя на него снизу очень синими глазами.

— Наверное, тебе не стоило этого делать, — сказала она. — Может быть, тебе это так просто не сойдет.

— Ничего, ты переживешь. Тебе это будет нетрудно. Уж я-то знаю. С твоими-то взглядами на жизнь. И ты пройдешь все это до конца — твои отпечатки уже на револьвере.

Она медленно поднялась, не отнимая руки от лица. Она улыбнулась.

— Я знала, что он мертв, — сказала она. — Что в двери остался мой ключ. Я просто хочу поехать в город и заявить, что я его убила. Но не смей больше ко мне прикасаться, если хочешь спокойной жизни. Да. Я поеду в полицию. С ними я буду чувствовать себя гораздо надежнее, чем с тобой.

Морни повернулся, и я увидел его пустые белые глаза и подрагивающий шрам на щеке. Он прошел к двери, щелкнул замок. Блондинка постояла минуту, оглянулась через плечо на труп, передернула плечами и исчезла.

Дверь захлопнулась, послышались шаги по дорожке. Потом хлопнули дверцы машины, взревел мотор, машина уехала. Тишина.

Я подождал, затем вышел из своего укрытия и осмотрел комнату. Поднял револьвер, очень тщательно его вытер и положил на место. Вынул из пепельницы три окурка со следами губной помады, отнес их в ванную и спустил в унитаз. Поискал второй стакан, на котором были ее отпечатки. Второго стакана не было. Стакан с остатками виски я отнес на кухню, вымыл и протер полотенцем.

Теперь последняя часть. Я присел у кресла, поднял револьвер и вложил его в застывшую руку. Отпечатки получатся не очень хорошие, но это будут все-таки отпечатки, и они не будут принадлежать Лойс Морни. У револьвера была резиновая рукоятка с насечкой, с царапиной на левой стороне ниже винта. Никаких отпечатков на ней. Отпечаток указательного пальца с правой стороны ствола, два пальца на предохранительной скобе, отпечаток большого пальца на левой плоскости позади барабана. Сойдет.

Я еще раз обвел взглядом комнату.

Лампу я оставил зажженной. Она, казалось, светила слишком ярко за желтое лицо трупа. Я открыл дверь, вынул ключ, протер его и вставил обратно в замок. Закрыл дверь, протер ручку и пошел по улице к «Меркурию».

Я вернулся в Голливуд, запер машину и направился по тротуару к своему подъезду. Проходя мимо стоящей у бровки машины с потушенными огнями, я услышал резкий свистящий шепот. Меня назвали по имени. Я нагнулся к машине. За рулем низенького «паккарда» маячило длинное бледное лицо мистера Эдди Прю. В машине он был один. Я облокотился на дверцу и посмотрел на него.

— Как жизнь?

Я бросил спичку и выдохнул дым:

— Кто уронил тот зубоврачебный счет, который мне дали вчера вечером?

— Вэнниэр.

— И что я с ним должен был делать? Изучать биографию человека по имени Тигер?

— Тупыми не занимаюсь, — сказал Эдди Прю.

— Почему он носил его в кармане? И если это действительно он потерял счет, по почему было не вернуть ему эту бумажку? Другими словами, если ты понял, что я полный тупица, то расскажи мне, почему нужно так волноваться из-за счета на зубопротезные препараты и нанимать для этого частного детектива? И это Алекс Морни, который сильно не любит детективов.

— У Морни хорошая голова, — сказал он.

— Именно про таких, как он, придумали фразу «глуп, как актер».

— Брось. Ты что, не знаешь, для чего используют зубопротезные материалы?

— Знаю. Пришлось выяснить. Альбастон применяют для изготовления слепков с зубов и десен. Он очень тверд, структура очень тонкая и передает самые тонкие детали. Вторая штука, кристоболит, используется для изготовления восковых моделей. Применяется потому, что выносит большие температуры, не меняя формы. Скажи мне теперь, что ты этого не знаешь.

— Ты, должно быть, слышал, как делают золотые отливки, — сказал Эдди Прю.

— Я сегодня провел два часа за учебниками. Я эксперт. Ну и что?

Он помолчал минуту, потом спросил:

— Ты газеты читаешь?

— Иногда.

— Ты, наверное, не читал, что пришили старикашку по имени Моргенштерн в том самом доме, где держит контору X. Р. Тигер. Не читал, да?

Я не ответил. Он еще немного поглядел на меня, потом потянулся к панели и завел мотор.

— Ведешь ты себя дурнее всех, — тихо сказал он. — Хотя это, кажется, уже невозможно. Спокойной тебе ночи. Держи, ты забыл это у Морни. — Он сунул мне в руки плотный конверт.

Машина отъехала от тротуара и повернула в сторону улицы Франклина. Я тихо улыбался в темноту. Потом открыл конверт, в нем было десять бумажек по сто долларов.