Сирил Хейр - Трагедия закона

Самый, пожалуй, убийственный с точки зрения защиты момент наступил ближе к концу. Для него Брадобрей приберег рассуждения о версии, согласно которой истинной виновницей преступления была жена обвиняемого. Он говорил об этом ясными сдержанными фразами, которые потом, на бумаге, казались бесстрастно-академическими, но презрительно-ироническая интонация, которую он вкладывал в них, не оставляла сомнений в том, что он думал по этому поводу на самом деле и что бы ему хотелось, чтобы думали об этом присяжные. В самом же конце единственным драматическим жестом, который позволил себе за все время выступления, он взял со стола самодельный кинжал, столь активно фигурировавший в ходе процесса, и, подняв над головой, продемонстрировал его жюри.

— Здесь говорилось, — прогрохотал он, держа зловещий маленький предмет с лезвием, все еще покрытым запекшейся кровью несчастного Фреда Палмера, — здесь говорилось, что это не тот вид оружия, которым воспользовался бы кузнец, задумай он совершить убийство. Вы двенадцать разумных мужчин и женщин, и вы можете сами судить, разумен ли подобный аргумент. Но вы точно знаете, поскольку это доказано свидетелями и даже защита не решилась отрицать это, что именно кузнец изготовил это оружие, этот конкретный кузнец сделал этот конкретный кинжал. Для чего? Вы слышали объяснение, и вам решать, убедительно ли оно. И вы можете пойти дальше и задать себе вопрос: то ли это оружие, которым воспользовалась бы миссис Окенхерст, которую вы видели за свидетельской трибуной, и похожа ли она вообще на женщину, способную совершить убийство. Решать вам и более никому, но если вас убедили остальные доказательства обвинения, которые указывают на обвиняемого как на человека, ответственного за смерть жертвы, то не думаю, что вы придадите какое-либо значение тому обстоятельству, что средством, которое он избрал для осуществления своего преступного намерения, оказалось не одно из ста других возможных орудий, а именно это.

Кинжал с легким стуком опустился на стол.

Несколько общих слов завершили речь, и присяжные удалились.

Спустя сорок пять минут все было кончено. Переполненный зал суда очистился, присяжные отправились по домам, а обвиняемый — в камеру смертника. Секретарь суда ожесточенно спорил с казначеем графства по поводу судебных издержек, а свидетели по делу нетерпеливо ждали, пока спор завершится и казначей освободится, чтобы выплатить им положенное вознаграждение. Баббингтон судачил о деле со своим помощником в раздевалке, а судья наслаждался чашкой чая, которую приготовил ему Грин в комнатке за судейской скамьей. В самом зале полицейские офицеры, обеспечивавшие порядок во время процесса, собирали вещественные доказательства.

— Кажется, все, — сказал бодрый сержант, запихивая в раздувшийся чемодан пропитанную кровью жилетку. — Все, кроме вещественного доказательства номер четыре. Том, ты где-нибудь видел вещественное доказательство номер четыре?

— А это что, сержант? — спросил его подчиненный.

— Ну как же, это тот самый чертов нож, из-за которого заварилась вся эта каша. Где он?

— Наверное, все еще лежит на судейском столе. Последний раз я его видел, когда им потрясал его светлость. Сейчас посмотрю.

Но на столе не оказалось ничего, кроме нескольких клочков бумаги.

— Наверное, он нечаянно прихватил его вместе со своими книгами и вещами, — предположил сержант. — Спроси у его секретаря, не видел ли он.

Послали за Бимишем, тот явился в очень плохом настроении.

— Все, что передается в ходе процесса судье, потом передается обратно, — запальчиво сказал он. — В мои обязанности не входит служить полицейским нянькой. Среди вещей его светлости никаких улик нет, равно как и в его карманах. Ищите сами свои дурацкие ножи. А я отправляюсь домой.

— Все-таки странно, — добродушно сказал сержант, после того как Бимиш отбыл. — Готов поклясться, что последним его держал в руках судья. Не то чтобы мне не было все равно, что с этим ножом случилось, но нам ведь за него отчитываться. Может, он сэру Генри приглянулся?

Сэр Генри, которого поймали уже на выходе, был гораздо любезней, чем Бимиш, но о ноже тоже ничего не знал.

— Я теперь припоминаю, — сказал Том, — как солиситор мистера Петтигрю спрашивал его, не хотел ли бы он иметь этот нож в качестве сувенира.

— Точно! — подхватил сержант. — Я видел, как он поднимался на судейское место, после того как судья произнес заключительную речь и вышел из зала. Спрошу его на всякий случай.