— Знаете, — сказал Петтигрю своему солиситору во время совещания, на котором тот его инструктировал, — все это кажется мне не вполне правдоподобным. Я знаю, что наш клиент негодяй, и не поручусь, что он не мог бы кого-то убить. Но зачем кузнецу стилет, он ведь не итальянский наемный убийца. Почему бы ему было не воспользоваться одним из своих молотов или чем-то еще, что было под рукой?
— Это действительно выглядит странно, — ответил ему солиситор. — Но мы не можем отмахнуться от того факта, что зачем-то он все же сделал эту вещь. А объясняет он это крайне неубедительно.
— Настолько неубедительно, что я наполовину склонен ему поверить. Он говорит, что увидел в антикварном магазине кинжал, стоивший десять фунтов, и, будучи на мели, поскольку заказов в кузню поступало очень мало, подумал, что может сделать нечто в том же роде и выдать за подлинную старину. Подобная глупость вполне могла прийти в голову такому олуху! Но что, черт побери, подумают об этом присяжные?
— Исходя из того, что я знаю о присяжных этого графства, — ответил солиситор, — боюсь, они скажут: «Если Джек Окенхерст не убивал Фреда Палмера вот этим самым ножом, то, может быть, вы нам скажете, кто это сделал?»
К тому времени, когда Элис Окенхерст, бледная, красивая, обладающая неожиданно благородной внешностью, в основном закончила давать показания, для Петтигрю настал момент ответить на этот невысказанный вопрос. И ответ этот, вытекавший из перекрестного допроса, проведенного столь же учтиво, сколь и неуступчиво, породил настоящую сенсацию. Поначалу было не совсем ясно, к чему ведут вопросы Петтигрю. Жюри было явно озадачено, чего он и добивался. По мере того как вопрос следовал за вопросом, присяжные постепенно осознавали, что миссис Окенхерст не такая уж белая голубка, какой ее нарисовало обвинение, что она плохо обращалась с мужем и, похоже, с Фредом Палмером тоже. Если те предположения, которые были высказаны, соответствовали действительности, то она вела себя по отношению к Палмеру бесчестно. Будучи, по сути, женщиной легкого поведения, она желала избавиться от него, чтобы завести интрижку с кем-то другим. Разумеется, это выставляло дело в совершенно ином свете. И тут…
— Не хотите ли вы сказать, мистер Петтигрю, — неожиданно прервал его судья, — что жертву убила эта свидетельница?
С точки зрения защиты это был неподходящий вопрос, заданный в неподходящее время и неподходящим тоном. План кампании, разработанный с величайшей тщательностью и чрезвычайно искусно проводившийся в жизнь, был грубо сорван. Петтигрю намеревался постепенно, малыми дозами, внедрить в сознание присяжных подозрение, которое могло бы привести их к разумному сомнению относительно виновности его подзащитного. В конце концов обвинение против его жены было бы выдвинуто, но не ранее, чем в результате многочисленных умно организованных вылазок под ее «светлый образ» была бы подведена мина и доверие к ней было бы подорвано серией ее вынужденных побочных признаний. К тому времени жюри, увидев, что эта женщина — порядочная дрянь, было бы готово поверить в худшее. Но откровенное обвинение, резко вброшенное раньше времени, шокировало и испугало присяжных.
— Милорд, — сказал Петтигрю, сохраняя все возможное хладнокровие, — в мои обязанности не входит предполагать, что кто-то другой виновен в этом преступлении. Моя аргументация призвана в надлежащее время показать, что обвинение не представило исключающих сомнения доказательств того, что виновен мой подзащитный. И я намерен задавать свидетельнице вопросы, которые помогли бы членам жюри прийти к этому заключению.
— Не сомневаюсь, — сухо заметил Брадобрей, — но вами были заданы свидетельнице некоторые вопросы, которые, по крайней мере на мой взгляд, ведут исключительно к подобному заключению. Ради справедливости — как минимум по отношению к ней, если не к кому-то другому, — этот момент следовало бы прояснить. Однако если вы сами не желаете поставить прямой вопрос, это сделаю я. Миссис Окенхерст, это вы убили Палмера?
— Нет, милорд.
— Очень хорошо. Продолжайте, мистер Петтигрю.
И мистер Петтигрю, раздосадованный до глубины души, продолжил. Искусство перекрестного допроса главным образом основывается на умении правильно выбрать время. Вопрос, который мог бы оказаться убийственным, будь он задан в нужный момент, пропадает втуне, если поставлен не вовремя. Именно это и произошло в данном случае. Более того, неуместное вмешательство судьи предупредило свидетельницу о том, что на нее надвигается. Она получила время и возможность собраться, чтобы отразить удар, и действительно, когда момент настал, встретила его с идеальным самообладанием.
Читать дальше