Стивен Кинг - Детки в клетке (сборник)

Дарси медленно покачала головой.

— Удивительно!

— Ты не веришь, деточка?

— Да нет, верю. Но все равно удивительно.

Вновь на лице Марты Роузуолл появилась горькая насмешливая улыбка.

— Для аристократов ничего не жалко… Чары генерала Роберта Ли и знамени Юга… во всяком случае, в те дни. Черт, даже я признавала, что он аристократ, а не из тех, кто вопит из окна всякие непотребства или рассказывает приятелям анекдотики про черномазых. Но все равно черных он не терпел, и не думай, что нет… Я ж тебе сказала, что был он из племени сволочей. Уж когда дело до ненависти доходило, Питер Джеффрис кому хочешь сто очков вперед дал бы. Когда Джона Кеннеди убили, Джеффрис как раз в Нью-Йорке был и устроил вечерушку. Все его приятели собрались и гуляли до следующего дня. Я еле терпела, такое они говорили: как теперь все будет лучше некуда, только кто-нибудь убрал бы его братца, который не успокоится, пока каждый белый приличный парень в стране не начнет трахаться под «Битлов» на стерео, а цветные (вот как они называли черных — «цветные»! До чего же я ненавидела этот слюнявый способ укрывать слова за сюсюканьем!) не будут бесчинствовать на улицах с телевизором под каждой мышкой. До того дошло, что я чуть было не накричала на него. Твердила себе: помолчи, кончи свою работу и поскорее выметайся отсюда. Твердила себе, что он же подлинный отец Пита, если уж на все остальное мне плевать. Твердила себе, что Питу всего три года, и мне нужна моя работа, а я ее потеряю, если не прикушу язык.

И тут один из них говорит: «А когда разделаемся с Бобби, давайте разделаемся и с его младшим братом, трусливой душонкой!» А другой подхватил: «А тогда всех мальчиков уберем и попразднуем по-настоящему!»

«Верно, — говорит мистер Джеффрис. — А когда водрузим последнюю голову на стену последнего замка, закатим такой праздник, что я под него сниму Мэдисон-сквер-гарден!»

Тут уж мне пришлось уйти. Голова разболелась, и в животе колики начались, так я старалась себе рот заткнуть. Номер недоубрала — такого со мной ни прежде, ни потом не случалось, но иногда выгодно быть черной. Он не заметил, что я была там. И вовсе не заметил, когда я ушла. Да и они все тоже.

И опять на ее губах появилась горькая насмешливая улыбка.

— Не понимаю, как ты можешь называть такого человека аристократом даже в шутку, — сказала Дарси. — И называть его подлинным отцом своего нерожденного ребенка, что бы там ни было! По-моему, он был редкая скотина.

— Нет! — отрезала Марта. — Скотиной он не был. Он в некоторых отношениях… почти во всех отношениях был человек — плохой человек, но человек. И в чем-то ты бы могла назвать его аристократом без этой твоей ухмылки, хотя полностью это проявлялось в том, что он писал.

— Ха! — Дарси презрительно посмотрела на Марту из-под нахмуренных бровей. — Так, значит, одну его книжку ты все-таки прочитала?

— Деточка, я их все прочитала. К тому времени, когда я пошла к Маме Делорм на исходе пятьдесят девятого года со щепоткой белого порошка, он их напечатал всего три. А я прочла из них две. Со временем я полностью нагнала, потому что он писал медленнее, чем я читала. — Она сверкнула улыбкой. — А читала я ох как медленно!

Дарси с сомнением покосилась на книжный шкаф Марты. Там стояли книги Элис Уокер и Риты Мэ Браун, и «Линден-Хиллс» Глории Нейлор, но царили на трех полках дамские романы в бумажных обложках и детективы Агаты Кристи.

— А про войну ты вроде бы не так уж любишь читать, Марта, если ты понимаешь, что я хочу сказать.

— Конечно, понимаю, — ответила Марта, встала и принесла им обеим еще пива. — Я тебе вот какую странную вещь скажу, Ди: будь он хорошим человеком, наверное, я бы и одной его книги не прочла. А вот еще более странное: будь он хорошим человеком, думаю, они были бы много хуже.

— Да что ты такое говоришь!

— Точно и сама не знаю. Ты просто слушай, ладно?

— Ладно.

— Ну, чтобы понять, что он за человек, мне не надо было дожидаться, чтобы убили Кеннеди. Это я уже к пятьдесят восьмому году знала. К тому времени я уже убедилась, какого он скверного мнения о людях вообще. Не о своих приятелях — за них он умер бы, — но обо всех остальных. «Всякий и каждый только и думает, как бы доллар разгладить», — говаривал он. Доллар разгладить, доллар разгладить, всяк и каждый доллар разглаживает. Выходило, он и его приятели думают, что разглаживать доллар — дело самое никудышное, а потом дулись в покер и выкладывали на стол кучу долларов. Мне казалось, что тогда они доллары разглаживают, да еще как! Казалось мне, они без конца их разглаживают, и он в том числе.