Во всей этой истории одно только было неладно: не совпадали даты. Я случайно знал, что ресторан Борани разбомбили в октябре 1940 года. Выходит, что нервы у Джо сдавали целый год, а уж потом он приехал в Грэтли.
— Да, вам повезло, что удалось заполучить Джо. Он, кажется, настоящая приманка для публики… А что, «Трефовая дама», наверное, золотое дно?
— Дело идёт хорошо, — подтвердил он, — но главным образом потому, что у нас имелись большие запасы консервов, вин и ликёров.
— Как-нибудь на днях вы мне укажете, Фенкрест, где можно купить несколько банок таких омаров, как нам подавали сегодня.
В дверь постучали. Фенкреста вызвал по делу один из официантов.
— Простите, — извинился он и спокойно, без колебаний, оставил меня в своём кабинете, из чего я немедленно заключил, что здесь нет ничего достойного внимания. Поэтому, как только Фенкрест вышел, я обследовал вторую дверь, через которую, должно быть, ушёл иностранец. Она оказалась незапертой и выходила прямо на узкую и тёмную лестницу. Я закрыл за собой дверь и, освещая путь электрическим фонариком, тихонько поднялся наверх. Здесь лестница упиралась в другую дверь, тоже незапертую, а за ней оказалась небольшая площадка — видимо, передняя чьей-то квартиры. Из комнаты справа — вероятно, гостиной — доносились голоса. Но, даже приложив ухо к двери, я не мог их узнать, не мог разобрать ни единого слова.
В маленькой передней было совсем темно, и только из-под дальней двери, выходившей в главный коридор, пробивался узкий луч света. От этой двери до меня вдруг донёсся лёгкий шум, и я увидел вертикальную полоску света, которая быстро расширялась: кто-то очень тихо и осторожно открывал дверь. Я отступил назад, плотно прижался к стене в таком месте, куда не падал свет из коридора и откуда я мог увидеть того, кто открывал дверь.
Это был мистер Периго. Едва я узнал его, как он прошмыгнул в переднюю и бесшумно закрыл за собой дверь. Сделано это было очень ловко и быстро. Если он выучился подобным штукам, когда промышлял предметами искусства, он, должно быть, обделывал тогда любопытные делишки.
Итак, мы стояли оба в этом тёмном и тесном пространстве. Я затаил дыхание. Я понимал, что он занят тем, чем был занят я полминуты назад: пытается подслушать разговор в гостиной. Следовательно, он стоит у самой двери, и нас разделяет вся ширина передней. Но такое положение не может длиться долго.
Вдруг, совершенно неожиданно, дверь широко распахнулась. В осветившейся передней стоял мистер Периго (который с быстротой молнии отскочил от замочной скважины и выпрямился), а за его спиной я, так что всякий мог подумать, что мы с ним только что пришли вместе. На пороге появился смуглый иностранец с кожаным чемоданчиком в руке, а следом за ним миссис Джесмонд, и сразу видно было, что она у себя дома. Миленькое положение!
Кому-нибудь надо было заговорить — и поскорее.
— Извините, миссис Джесмонд, — начал я, — мистер Сеттл сказал нам, что вы здесь наверху. Но, разумеется, если вы заняты, то…
— Мы с Нейлэндом как раз подумали, не лучше ли нам уйти, — подхватил мистер Периго самым естественным тоном.
— Нет, разумеется, нет, — возразила с улыбкой миссис Джесмонд. — Входите же! И вы тоже, мистер Тимон, вы непременно должны ещё немножко побыть с нами. Некуда вам спешить… Он всегда так занят… — добавила она, обращаясь к нам. Всё это говорилось, чтобы дать мистеру Тимону прийти в себя, так как он был явно испуган нашим неожиданным появлением. Сделав над собой большое усилие, он пробормотал что-то нечленораздельное, попробовал улыбнуться и пошёл обратно в гостиную, а мы за ним.
Описывая свою первую встречу в поезде с этим человеком, я говорил, что он слишком явно похож на иностранца, чтобы быть шпионом и представлять для меня какой-либо интерес. Я не слежу за людьми, у которых словно на лбу написано: чужеземец. Но в поезде он молчал. Теперь, услышав его голос, я чуть не вскрикнул от изумления: у этого мистера Тимона был ланкаширский выговор!
— Мне нельзя задерживаться: я возвращаюсь ночным поездом в Манчестер.
— Так вы живёте в Манчестере, мистер Тимон? — спросил мистер Периго.
— Да, с самого детства, — ответил тот просто. — Я знаю, Манчестер многим не нравится. А я его люблю.
Даже сейчас, глядя на мистера Тимона, можно было подумать, что его подобрали где-то между Салониками и Басрой и спустили к нам на парашюте. В жизни не видел человека, менее похожего на ланкаширца! А между тем такой выговор бывает только у тех, кто прожил большую часть жизни в Ланкашире.
Читать дальше