Джозефина Тэй - Дочь времени

Вот почти все, что Грант смог вынести из истории войны Алой и Белой Розы.

Он оторвал взгляд от книги и увидел, что посреди палаты стоит старшая сестра.

— Я постучала в дверь, — сказала она, — но вы слишком увлеклись чтением.

Вид у нее был подтянутый, недоступный. Она по-своему элегантна, вроде Марты. Руки в белых накрахмаленных манжетах непринужденно сложены на узкой талии, концы белоснежного чепца свободно падают на плечи, что придавало лицу выражение неистребимого достоинства. Серебряный значок об окончании медицинской школы служил ее единственным украшением. «Есть ли на свете фигура более величественная, чем старшая сестра превосходной клиники», — подумал Грант.

— Я тут занялся историей, — сказал он, — и не заметил, как летит время.

— Прекрасное занятие. Заставляет видеть вещи в их истинном свете. — Переводя взгляд на портрет, она спросила: — Вы за Йорков или за Ланкастеров?

— Так вы догадались, чей это портрет?

— Еще бы! Когда я была практиканткой, я много времени проводила в Национальной галерее. У меня не было денег и я легко уставала, а там было так тепло, так тихо и можно было сидеть и отдыхать сколько угодно. — Она улыбнулась уголком рта, мысленно нисходя с высоты своего нынешнего положения к той молоденькой, усталой, серьезной девочке, какой она когда-то была. — Я люблю Портретную галерею еще и потому, что там обретаешь ту же широту мысли, что и при изучении истории. Видишь вблизи все эти великие исторические фигуры, сделавшие так много в свое время. От них остались только их имена и портреты. Я тогда вволю насмотрелась на них. — Она снова перевела взгляд на Ричарда. — Несчастнейшее создание.

— Мой хирург уверяет, что он — жертва полиомиелита.

— Полиомиелита? Все может быть. Я никогда об этом раньше не задумывалась. Для меня он прежде всего человек, испытавший много горя. Такого страдальческого лица я больше никогда не видела, а я повидала на своем веку многое.

— Значит, вы считаете, что портрет был написан уже после убийства?

— О да. Это очевидно. Он не из тех, кто ничего не принимает близко к сердцу. Человек такого масштаба! Должно быть, он осознал всю… гнусность этого преступления.

— Вам не кажется, что он производит впечатление человека, которому невыносима сама мысль, как жить дальше?

— Как вы верно это сказали! Да. Он похож на того, кто страстно стремится чем-то обладать, но потом понимает, что цена, которую он заплатит за это, слишком велика.

— Так, значит, вы не считаете его законченным негодяем?

— Нет, нет! Конечно нет. Негодяи не страдают, а его лицо полно невыносимой боли.

Они еще некоторое время молча смотрели на портрет.

— Вы знаете, это все похоже на свершившееся возмездие. Потеря единственного сына. Смерть жены. Мир, который его окружал, разрушился так скоро. Должно быть, он воспринимал это как Божью кару.

— Смерть жены ему была небезразлична?

— Она приходилась ему двоюродной сестрой, и они знали друг друга с детства. Любил он ее или нет, но она, должно быть, была ему другом. Для человека, сидящего на троне, иметь друга — редкостная удача. Теперь я пойду. Должна же я знать, что делается в моей клинике. Я даже не спросила у вас того, что полагается первым делом спросить: как ваше самочувствие. Но если у вас нашлись силы интересоваться человеком, жившим пять веков тому назад, — это значит, вы идете на поправку.

С того момента, как он впервые взглянул на нее, она не изменила своей позы. Она улыбнулась ему своей слабой, сдержанной улыбкой и, держа руки все так же на уровне пряжки форменного пояса, направилась к двери. Вся ее фигура выражала непреходящую уверенность, как если бы она была монахиней. Или королевой.

Сержант Вильямс объявился только после обеда. Он пыхтел, неся в руках два тяжеленных тома.

— Надо было оставить их внизу, в приемной, — упрекнул его Грант. — Стоило ли из-за них снова подниматься по лестнице!

— Я должен все объяснить лично. Успел забежать только в один магазин, самый большой. Это лучшая «История Англии» из всех, что у них имеется. Лучше, говорят, не бывает. — Он выложил на столик внушительного вида том в серо-зеленом твердом переплете, давая понять, что не несет за него никакой ответственности. — Специальной истории, только про Ричарда Третьего, у них нет. То есть нет его биографии. Но они мне дали вот что. — И он положил на столик что-то яркое и веселое, с гербом на суперобложке, на которой красовалось: «Роза из Рейби».