Джозефина Тэй - Дочь времени

Грант лежал на высокой больничной койке и с отвращением глядел в потолок. Он наизусть знал все до единой трещинки на его изумительно чистой поверхности. Он составил из них карту и уже не раз путешествовал по ее рекам, островам и континентам. Потом превратил потолок в загадочные картинки и старался различить спрятанные в них человеческие лица, силуэты птиц, рыб. Он сделал математический расчет потолка, вспомнив с детства забытые теоремы, вывел суммы углов треугольников.

Однажды Грант намекнул Пигалице, мол, хорошо бы повернуть его койку, чтобы он смог исследовать другой участок потолка, но выяснилось, что это нарушило бы симметрию в палате. А симметрия в медицине чтится почти так же свято, как гигиена. Все, что нарушает симметрию, считается грубым невежеством.

— Почему бы вам не взяться за чтение, — предложила как-то Пигалица. Друзья завалили его целой грудой только что вышедших романов в ярких обложках.

— Тошно стало от такого количества слов, которые по воле людей — их, кстати, тоже слишком много на земле — ежесекундно обрушиваются на нас из-под печатного станка. Даже подумать страшно.

— У вас просто перестал действовать кишечник, — заключила Пигалица.

Пигалицей была сестра Ингэм — миниатюрная, но пропорционально сложенная блондинка. Грант прозвал ее Пигалицей, чтобы частично вознаградить себя за все унижения, которые он испытывал, подчиняясь командам этой фарфоровой куколки. Он свободно мог бы поднять ее одной рукой, если бы стоял на своих двоих. Мало того, что Пигалица указывала ему, что можно, а что нельзя, она еще и переворачивала его огромное неподвижное тело с такой легкостью, что Грант едва сдерживался от обиды. Такого понятия, как тяжесть, для нее, видимо, не существовало. Она перетряхивала матрасы с той же неосознанной грацией, с какой китайские циркачи вертят тарелочки на своих бамбуках. В отсутствие Пигалицы Грант переходил в заботливые руки Амазонки, крепкие, как ветви букового дерева. Амазонка — сестра Даррол — была родом из Глостера и страшно тосковала по дому, особенно в сезон желтых нарциссов. У нее были мягкие и теплые ладони и бархатные, как у коровы, глаза. Лицо ее всегда выражало сострадание, а малейшее физическое усилие заставляло пыхтеть, как водяной насос. Впрочем, Грант считал: лучше быть неприподъемным, нежели не иметь в чьих-то там глазах вообще никакого веса.

Он очутился на больничной койке под опекой Пигалицы и Амазонки после того, как свалился в уличный канализационный колодец. Залететь в колодец и на виду у всех изображать персонаж какой-то гротескной пантомимы — этого с ним еще никогда не приключалось.

За секунду до того, как упасть, Грант преследовал Бенни Скола и вот-вот должен был его схватить. Даже тот факт, что Бенни, скрывшись за углом, угодил в объятия сержанта Вильямса, не мог утешить Гранта, а лишь обострял его муки при мысли о комичности его положения.

Теперь у Бенни было целых три года на то, чтобы одуматься и хорошим поведением скостить себе срок. В больницах же, увы, хорошее поведение не учитывается.

Грант оторвал взгляд от потолка и покосился на стопку книг на прикроватной тумбочке. «Хорошо бы, — подумал он, с тоской отводя глаза от ярких обложек, — хорошо бы закрыть все типографии лет на тридцать, пока не вырастет новое поколение. Объявить литературный мораторий! Никто тогда не станет насильно кормить тебя этой идиотской чепухой». Грант услышал, как отворилась дверь. Кто-то подошел к его кровати, и он закрыл глаза, давая понять, что не имеет желания разговаривать. В следующую минуту его нос уловил слабый аромат, как будто повеял ветерок с грасских полей. Он втянул воздух, и его мозг усиленно заработал. Пигалица — та распространяет вокруг себя запах лавандовой присыпки, от Амазонки пахнет мылом и йодом. Точно! «Ланкло № 5» из самого дорогого магазина. Только одна женщина из его знакомых пользовалась этими духами — Марта Холлард.

Грант приоткрыл глаза и посмотрел на вошедшую. Марта склонилась было над ним, чтобы убедиться, спит он или нет, и теперь стояла в нерешительности (будто она могла хоть раз быть нерешительной), глядя на нетронутую стопку книг на столике. В одной руке она держала две только что купленные книги, а в другой — ветку сирени. Он подумал: не потому ли Марта выбрала белую сирень, что та не отвлекала внимания от ее шикарного черно-белого костюма. На ней были новая шляпка и, как всегда, жемчуга, которые в свое время возвратились к ней не без содействия Гранта. Она была элегантна, как парижанка, и, слава Господу, совсем не вписывалась в больничную обстановку.