Джозефина Тэй - Дочь времени

Когда Пигалица вошла, чтобы забрать пустую чашку, Грант все еще смотрел на фотографию. Давненько ему не попадалось ничего подобного. Джоконда показалась бы ему сейчас простым плакатом.

Пигалица увидела, что чай остался не выпит, потрогала рукой остывший чайник и надула губы. «Что ей, делать нечего, кроме как таскать подносы с чаем, к которому он и не притрагивается?»

Грант протянул ей портрет. Что она думает о нем? Если бы этот человек был ее пациентом, каков был бы ее диагноз?

— Печень, — сказала Пигалица сухо и удалилась со своим подносом, стуча каблучками и тряся кудрями в знак протеста. Но у доктора, вошедшего в палату сразу после ее ухода, оказалось иное мнение. Он внимательно посмотрел на протянутый ему портрет и произнес после минутного молчания:

— Полиомиелит.

— Детский паралич? — удивился Грант, но тут же вспомнил, что Ричард III был сухорукий.

— А кто это? — спросил доктор.

— Ричард Третий.

— Вот как? Интересно.

— Вы знали, что у него была сухая рука?

— Разве? Нет, не знал. Я полагал, что он горбун.

— Он и был горбун.

— Помнится, рассказывали еще, что он родился уже с зубами и ел живых лягушек. Что ж, мой диагноз был, пожалуй, на редкость точен.

— Потрясающе! Что дало вам повод предположить полиомиелит?

— Вот теперь, когда вы меня спросили, я не смогу вам объяснить. Выражение лица, пожалуй. Такое встречается у детей-калек. Если он с детства горбун, то этим, возможно, все и объясняется, а не полиомиелитом. Я вижу, художник предпочел не изображать его горбатым.

— Да. Придворным живописцам приходилось соблюдать кодекс приличий. Только после Кромвеля позирующие стали просить изобразить их «так, как они есть, со всеми бородавками».

— С Кромвеля, я вам скажу, и начался этот снобизм наоборот, от которого мы до сих пор страдаем, — заметил доктор, исследуя гипсовую повязку на ноге Гранта. — «Дескать, я простой человек, какой с меня спрос». Нет спроса, так нет ни приличных манер, ни доброжелательства, ни душевной широты. — Он ущипнул Гранта за большой палец ноги с интересом, не имеющим отношения к теме разговора. — Это болезнь общая. Извращенные понятия. В Штатах есть места, где для политического деятеля появиться перед избирателями в пиджаке и галстуке равносильно смерти. Сочтут за чванство. Быть своим парнем — вот что требуется! Неплохо, совсем неплохо, — заключил он, имея в виду Грантов палец. — Вот интересно, — продолжал доктор, возвращаясь к портрету, — насчет полиомиелита. Может быть, действительно именно он и был причиной сухорукости. Так или иначе, это любопытно. Портрет убийцы. Нетипичный случай, как вы полагаете?

— Типа убийцы не существует в природе. Человек становится убийцей по разным причинам. Однако я что-то не припомню ни одного дела, где бы у убийцы было такое лицо.

— Разумеется, он был единственным в своем роде. Мне кажется, ему неведомы были угрызения совести.

— Ничуть.

— Я однажды видел Оливье в роли Ричарда Третьего. Что это была за игра! Само олицетворение злодейства. Казалось, вот-вот перейдет грань и впадет в гротеск, но удержался.

— О чем вы подумали в первый момент, еще не зная, кто изображен на портрете, что сразу пришло вам на ум? — спросил Грант. — Злодейство?

— Нет. Я подумал о болезни.

— Странно, не правда ли? Я тоже не подумал о злодействе. А теперь, когда я знаю, кто это, прочитав имя на обороте, я не думаю ни о чем другом, кроме как о злодействе.

— У каждого есть свое представление о злодействе, как и о красоте, — ответил доктор. — Что ж, я загляну теперь к вам в конце недели. На боли не жалуетесь?

И он удалился.

Тут только Грант вспомнил, что портрет был ему дан как иллюстрация для разгадки некой тайны. Какая тайна связана с именем Ричарда III? [1] В расследовании тайны Ричарда III вместе с Грантом читателю не обойтись без генеалогических таблиц, помещенных на с. 19 и 21. Ред.

Наконец он вспомнил. Ричард убил двух своих маленьких племянников при невыясненных обстоятельствах. Они просто-напросто исчезли. Исчезли в тот момент, если память ему не изменяет, когда Ричарда не было в Лондоне. Он поручил это дело кому-то еще. Подлинная судьба двух мальчиков так и осталась неизвестной.

Во времена Карла II нашли два скелета (кажется, где-то под лестницей?). Все были уверены, что это и есть останки двух малолетних принцев, но доказательств никаких не было.

Обидно все-таки, что человек, получивший высшее образование, так мало помнит из истории. У Гранта всего только и осталось в памяти, что Ричард III был братом Эдуарда IV. Эдуард IV был высоченного роста светловолосый красавец и большой любитель женщин. Горбатый Ричард после смерти брата взошел на престол вместо законного претендента — малолетнего сына Эдуарда и, чтобы избавить себя от дальнейших хлопот, организовал убийство этого самого наследника и его маленького братца. Еще он вспомнил, что Ричард погиб в битве при Босворте, что, умирая, требовал подать ему коня [2] «Коня, коня! Венец мой за коня!» (Шекспир В. Ричард III. Акт V. Сцена 4). (Здесь и далее примечания переводчика.) и что он был последним из Йорков по мужской линии. Последним Плантагенетом.