Николай Свечин - Касьянов год

— Спиридон, ты говорил, что Ефим, возможно, является тайным владельцем публичного дома. Было такое?

— Было, Северин Янович. Получил я такие непроверенные сведения. Будто бы где-то за Глубочицей, а содержит его маруха Корбы.

— У тебя там агентура есть?

— Настасья Федоровна Спульник, видная бендерша. Вот только…

— Что «только»?

— Сами знаете, как неохотно рассказывают про этих ребят. После истории с Халимоном все как воды в рот набрали.

Пристав стукнул кулаком по столу:

— Передай Спульник, что я у нее патент отберу. Повод всегда найдется.

Асланов покачал головой:

— Патент — вещь важная, спору нет. Вот только жизнь еще важнее.

— А ты что предлагаешь?

— Надо по уму действовать, вот что.

— Уточни.

Надзиратель посмотрел на Лыкова и сказал:

— Тут Алексей Николаич может удружить.

— Я всей душой, — воодушевился питерец, — но что делать-то?

— Мы придем к бендерше вместе. Вы будто бы покупатель.

— Покупатель кого, проституток?

— Нет, — отмахнулся околоточный, — берите выше. Вы обдумываете прикупить публичный дом. К примеру, бывший полицейский чиновник, вышли в отставку, капитал скопили. И теперь ищете, куда вложить. Чем не легенда?

— Но хозяйкой борделя может быть лишь женщина, — возразил Лыков.

— Формально да. Ну так на супругу оформите. А реально владеть будете вы — деньги-то ваши.

— М-м… Интересно, интересно…

— Так, и что нам даст твоя легенда? — вступил в разговор пристав.

— А то, что Настасья Федоровна такой разговор охотно поддержит, — пояснил надзиратель. — Это не грантовщика заложить, знаменитого своей свирепостью. Тут профессиональная оценка нужна. И Спульник ее даст. Мы поинтересуемся, сколько борделей в округе, какой доход дает средний дом. Есть ли желающие продать дело и сколько за это попросят. Дотошно так, с деталями. Главный вопрос спрячем среди множества других: кто хозяева? И о каком доме баба отзовется наиболее скупо, тот и есть нужный нам.

Мысль околоточного надзирателя казалась верной. Полицейские власти Киева в последние годы перевели публичные дома на несколько окраинных улиц. Появились своего рода оазисы платной любви. В Лыбедском участке это были Ямки, в Печерском — местность за базаром, в Дворцовом — улица Бассейная, а в Старокиевском было всех строже: там бордели запретили вообще. В Лукьяновке гнезда порока скучились в одном месте, вокруг Глубочицкого шоссе, ближе к Подолу. Их хозяева и работницы по-соседски варились в одном котле и хорошо знали дела друг друга.

— Сколько там публичных домов? — спросил Лыков.

— Официально с десяток.

— А на самом деле?

Асланов развел руками:

— Знает только околоточный, а он не скажет.

— Так может, с него начать?

— Нет. Моя идея лучше. Спульник любит потрепаться о чужих делах. Язык как помело. Про свои смолчит, а насчет соседей наболтает целый короб. И тут надо нам с вами, Алексей Николаевич, держать ухо востро и заметить тот момент, когда баба замкнется и заявит что-то подозрительное. Навроде того, что хозяин — человек новый и сообщить о нем нечего.

Так и решили. Лыков постоял перед зеркалом, поискал нужное выражение лица, чтобы походить на держиморду в отставке. С трудом, но ему это удалось. Вечером в веселых домах начинается бурная жизнь. Поэтому полицейские решили навестить «тетку» днем, до разгула.

Заведение Спульник стояло на пересечении Подвального и Косогорного переулков. Место было запущенное и какое-то облезлое. Извозчика решили не отпускать, а то его потом здесь не сыщешь… Асланов пошел к своей агентке, а Лыкова попросил немного обождать. Тот прогуливался вдоль забора, ожидая, когда его пригласят. Вдруг из-за поворота, за которым скрылся надзиратель, послышались свистки: один длинный и один короткий. Питерец насторожился: этот сигнал в полиции означал «берегитесь!». Следом раздались крики и топот ног. Через секунду в переулок выбежало несколько человек. Впереди несся Асланов со штатным свистком в кулаке и кричал во все горло:

— Стреляйте, Алексей Николаевич! Стреляйте!

За ним гнался верзила с кинжалом в руке, а следом — еще двое. Братья Корба!

— Стреляйте вы уже… — просипел околоточный, видимо теряя силы. Лыков похолодел: он забыл револьвер в гостинице. Черт! Что же делать? Бандиты быстро приближались.

Надворный советник повернулся и кинулся к извозчику. Прыгнул в коляску и крикнул:

— Берем второго — и ходу! Плачу втрое!

На рысях Асланов поравнялся с экипажем и ввалился внутрь. Щелчок кнута — и пролетка рванула.