Николай Свечин - Касьянов год

Ясно лишь то, что клубок интриг, мошенничеств и прямых преступлений связан с домостроительным кризисом. И смерть оценщика, которая вроде бы стоит особняком (за такое не убивают!), тоже.

Вечером Лыков опять наведался на полицейский телеграф. Как он и ожидал, Сипягин сдался. Он узнал от Зволянского, что киевские дела плохи и у чиновника особых поручений на руках имеются доказательства близкого краха Меринга. Наверняка Дмитрий Сергеевич вызвал Сергея Юльевича и показал телеграмму Лыкова. Витте помнил сыщика и сообразил, что тот зря говорить не станет. Зять приехал, чтобы солгать тестю прямо в глаза. Витте обиделся и просил приятеля продолжить дознание.

Алексей Николаевич немедленно отбил ответную депешу. В ней он просил Зволянского сообщить все то же самое, но открытым текстом. Пусть киевские полицианты поймут: дознание продолжается.

И оно действительно продолжилось, да так, что Лыкова едва не убили.

Все началось с очередного совещания в кабинете Гуковского. Врид полицмейстера прочитал утреннюю сводку происшествий и укоризненно сказал сыщикам:

— Когда же вы это прекратите?

В сводке сообщалось о новом убийстве. Напротив бань Бугаева на Подоле течение выбросило труп неизвестного мужчины. О несчастном случае речь не шла: мужчина был заколот длинным и узким клинком. Били в спину сверху вниз, между ключицей и лопаткой.

Асланов помрачнел.

— Знакомый удар? — догадался Лыков.

— Увы. Это почерк Ефима Корбы.

— Но как можно так ударить?

— Если рост почти с сажень, то можно.

— И вы до сих пор не поймали эту орясину? Человека огромного роста за версту видать. Абсолютная примета.

Гуковский вступился за подчиненных:

— Легко вам поучать, Алексей Николаевич. Не вам их ловить. А тут хитрые злочинцы: в городе днем не бывают, да и ночью на освещенные улицы не суются. И что нам тогда с огромного роста?

— На что же тогда банда живет? — возразил питерец. — Если и днем и ночью из притона не выходит…

— Я не говорил, что не выходит, я говорил, что они осторожные. Шакалят по окраинам, где полицейский надзор слаб.

— Расскажите про банду, — попросил Лыков Асланова. — Вы тогда упомянули, что вся троица два года в розыске. Как киевская полиция их ищет? И почему агентура не помогает?

Надзиратель хмыкнул:

— Помните мои слова про Ефима? Злой, очень злой. Самый опасный на сегодня во всем крае. В прошлый раз его арестовали по доносу известного вора Халимона, маза шайки, что квартировала на Константиновской улице. Я взял парня с поличным, на малине отыскались странные вещи: мундир сапера и ранец. Чую, не его кле [44] Кле — вещь (жарг.). , не воровской товар. Стал колоть. И Халимон сознался, что их оставил Корба. В этом наряде он ходил ночью по городу и высматривал добычу. Ну и… указал нам маз адресок в Саперной слободке, где убийца прячется. Так вот. Когда Корбу арестовали, то посадили в Лукьяновскую тюрьму. И он там сразу отличился. Подловил в бане доносчика и зарезал у всех на глазах.

— Публично пошел на мокрое дело? — не поверил Лыков. — При свидетелях?

— Точно так.

— Отчаянный…

— Огонь, не человек, — согласился Спиридон Федорович. — Теперь понимаете? Никто ничего нам больше про Корбу не скажет. Никакая агентура. Жить всем охота.

— Как же он сбежал из тюрьмы? Такого зверя и не укараулили?

— Ефим схитрил, прикинулся сумасшедшим.

— Пошел по восьмому отделению? [45] Идти по восьмому отделению — имитировать сумасшествие с целью попасть из тюрьмы в больницу на испытание (жарг.). — желчно спросил надворный советник. — И ему поверили?

— Прокурорский надзор распорядился, — буркнул Асланов. — Что мы могли сделать?

Полицейские помолчали. Поимка опасной шайки — дело местных сил, столичного командированного это не касается. Но тут вдруг Желязовский произнес с важным видом:

— Не совсем так.

— В каком смысле? — уточнил у начальства околоточный.

— Кое-что агентура сообщила.

— Неужели, Северин Янович? — обрадовался Гуковский. — Так не тяните, поделитесь сведениями.

— Мой освед служит старшим официантом в «Босфоре»…

— Это третье злачное место в Киеве, после «Шато-де-Флер» и «Эльдорадо», — пояснил Лыкову врид полицмейстера. — Находится на Трухановом острове.

— Помню, мы проплывали мимо, когда выдвигались в Никольскую слободу.

— Точно так, — подтвердил Асланов, не сводя удивленных глаз с пристава. — Но, Северин Янович… Что сказал Мар… ой! Ваш освед?