Доктор Шивершев кровью обрызгал правую сторону стены – якобы она била фонтаном из артерии. Потом сел, посмотрел на свои окровавленные руки, отер лоб чистым участком рукава. На его рубашке алела кровь. Он бросил нож на тумбочку, взял другой – с длинным серебристым лезвием. Тот самый, которым собирался зарезать меня на чердаке. Теперь он держал его за лезвие, рукояткой протягивая мне.
– Теперь ваша очередь.
– Не могу, – замотала я головой. – Я сестра милосердия, а не хирург.
– Берите нож. Я хочу поменять инструмент, мне нужна ваша помощь, – сказал он.
– Почему я? Мы же готовим побег для Мэри, пусть она и помогает.
Мэри издала недовольный возглас, снова отвернулась к огню и прошептала:
– Я же говорила, что она всех нас погубит.
– Мэри – не медик, – объяснил доктор Шивершев. – Я обещал отпустить вас в обмен на содействие. Сейчас мне нужна ваша помощь. Я должен быть уверен, что могу вам доверять, а для этого ваше соучастие должно быть более деятельным. Мы должны быть повязаны кровью. Сюзанна, не стройте из себя беспомощную девчушку. Эта роль вам не подходит. Давай, бери нож, – велел он. – А ты, Мэри, продолжай петь.
Я смотрела на нож, перебирая в уме разные варианты. Можно закричать, убежать, разбить окно и выскочить через него во двор, а там по осколкам нырнуть в узкий проход. Впрочем, нож можно и взять. Что уж тут такого? Миссис Уиггс не первая, кто погиб от моей руки. Наверно, поэтому я и способна делать то, что делаю. Бабушка была права: в основе своей я порочна, во мне бродит зло, в кровь подмешан деготь.
Я посмотрела на грязные руки доктора Шивершева, вымазанные в крови и месиве из вспоротого трупа, который некогда был миссис Уиггс. Потом достала из его саквояжа кусок ткани и, держа ее на ладонях, протянула к нему руки. Он положил в них нож, с которого я стерла кровь миссис Уиггс.
Я подала доктору Шивершеву нож, на который он показал, и встала рядом. Мы стали обсуждать, что делать дальше, и пришли к мнению, что было бы благоразумно отрезать миссис Уиггс нос, щеки, брови и уши. Он сделал надрезы на лице от губ до самого подбородка, а я предложила, чтобы он исполосовал ей рот, как у Кэтрин Эддоуз, о чем в красках расписали газеты.
Я всегда думала, что в существе своем я – человек добрый, но, наверно, ни один изувер не считает себя плохим. Наблюдая, как мой врач увечит женщину, которая расчесывала меня и выражала озабоченность по поводу того, что я не имею визиток, я поняла, что доброй быть никак не могу. У меня от природы черная душа, я готова абсолютно на все, лишь бы спасти свою шкуру. Отсиживаться под кроватью, отравить одну старуху, ударить ножом другую и допустить, чтобы их изуродовали после смерти. Я еще не ощущала всей тяжести своих преступлений, но думала о том, когда они придавят меня своим грузом.
Мысленно я смирилась с этим, а потом мы с доктором Шивершевым решили, что надо искромсать до кости правое бедро. С левого он тоже содрал кожу и мышцы до самого колена. По нашим прикидкам, между Мэри и миссис Уиггс разница в возрасте составляла около двадцати лет. Труп следовало обезобразить настолько, чтобы его не отличили от тела двадцатисемилетней женщины. Напоследок доктор Шивершев стал резать и колоть труп во все места без разбора, так что не оставил на нем ни одного нетронутого клочка.
Когда он закончил, мы извлекли сердце и отдали его Мэри. Та трясущимися руками завернула его в кусок ткани и упаковала в газету.
– Это на заказ. Мэри отдаст, – объяснил доктор Шивершев. – Кому-то понадобилось сердце юной девственницы. Боюсь, им придется довольствоваться сердцем миссис Уиггс.
К тому времени, когда дело было сделано, то, что осталось от миссис Уиггс, выглядело так, будто труп пропустили через мясорубку. Оба в крови с головы до ног, мы отошли от кровати. Поскольку миссис Уиггс мы резали уже мертвую, кровь из ее тела в основном стекла под кровать и собралась там на полу в вязкие лужицы.
– Подождите, – сказала я. И затем уложила ее ноги так, как, в моем представлении, должны лежать ноги проститутки. Широко раздвинула их, имитируя позу шлюхи самого низкого пошиба. Я никого не хотела оскорбить или обидеть, и уж тем более еще сильнее унизить и без того поруганное достоинство миссис Уиггс. Просто стремилась создать впечатляющую драматичную картину. Чтобы хоть как-то искупить вину за бесцеремонное обращение с останками миссис Уиггс, я уложила ее руки точно так, как лежали руки моей матери в момент ее смерти: левая, согнутая в локте, перекинута поперек туловища; правая – изящная – тихо-мирно покоилась на матрасе.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу