Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Да, сэр, — промямлил Мэтью, готовый провалиться сквозь землю от стыда.

— Мой секретарь слишком глазаст, иногда не по разуму, — в порядке извинения произнес Вудворд. Ранее он также заметил изуродованное колено.

— Уж лучше быть слишком глазастым, чем недостаточно внимательным, — молвил учитель. — Однако в этом городке сейчас крайне желательно, чтобы глаза и разум действовали в унисон. — Он отпил глоток вина из своего кубка, меж тем как Вудворд кивнул в знак согласия с мудрым замечанием. — И раз уж мы заговорили о таких вещах, непосредственно связанных с вашим приездом сюда, позвольте полюбопытствовать: вы уже видели ее ?

— Пока что нет, — быстро вмешался Бидвелл. — Я думаю, судья предпочтет изучить все подробности этого дела прежде, чем увидеться с ней .

— Вы сказали «подробности» или «похабности»? — иронически уточнил Джонстон, вызвав этим нервный смех Уинстона и Пейна, но лишь тень улыбки у Бидвелла.

— Скажу вам без обиняков, сэр, как оксфордец оксфордцу, — продолжил учитель, обращаясь к судье. — Не хотел бы я сейчас оказаться в ваших сапогах.

— Окажись вы сейчас в моих сапогах, — быстро ответил Вудворд, радуясь шансу потягаться с ним в остроумии, — вашим законным местом будет не кафедра в школе, а эшафот на площади.

Глаза Джонстона слегка расширились.

— Как это понимать?

— Моими сапогами завладел отпетый висельник, — пояснил Вудворд и, не жалея красок, поведал собравшимся о недавних событиях в трактире Шоукомба.

Судья уже убедился, что такая «почти трагическая» история безотказно действует на публику, как пламя свечи — на мотыльков; и теперь он старательно раздувал это пламя. Мэтью с удивлением обнаружил, что в новом пересказе истории проницательный судья с самого начала догадался о «зловещих планах подлого Шоукомба» и потому решил быть начеку, дабы трактирщик не смог нанести удар ему в спину.

Обновленная версия успешно обретала черты, как глина под пальцами скульптора, когда вновь зазвонил колокольчик, и миссис Неттлз привела к ним еще одного гостя. Этот невысокий, хрупкого вида господин тотчас вызвал в голове Мэтью образ мелкой совы, примостившейся на коньке амбарной крыши. В его лице и впрямь было что-то совиное: бледные поджатые губы, крючковатый нос, большие белесо-голубые глаза, плавающие за круглыми стеклами очков, высокие дуги бровей на нахмуренном лбу. Он был в простом черном костюме, синей рубашке с оборками на манжетах и высоких сапогах. Длинные темные волосы — на висках тронутые сединой — свисали на плечи, а макушку венчала черная треуголка.

— Доктор Бенджамин Шилдс, наш врач, — представил его Бидвелл. — Как дела, Бен?

— Боюсь, порадовать вас нечем, — ответил доктор голосом гораздо более звучным, чем можно было ожидать при его скромных габаритах. — Извините за опоздание. Я только что от Честеров.

— В каком состоянии миссис Честер? — спросил Уинстон.

— В безжизненном. — Доктор снял треуголку и вручил ее миссис Неттлз, которая стояла позади него как темная стена. — Как ни печально, она отошла в мир иной менее часа назад. Все из-за этих болотных миазмов! Они забивают легкие и сгущают кровь. Если дожди не прекратятся в ближайшее время, Роберт, у наших заступов будет работы невпроворот… А, здравствуйте! — Он направился к Вудворду, протягивая руку. — Значит, вы и есть тот самый судья, которого все мы так долго ждали. Слава Богу, наконец-то вы здесь!

— Насколько мне известно от членов Совета в Чарльз-Тауне, — сказал Вудворд после пожатия на удивление холодной и влажной руки доктора, — я уже третий мировой судья, вовлеченный в эту ситуацию. Первый умер от чумы в марте, прежде чем отправился в путь, а второй… Участь судьи Кингсбери оставалась неизвестной вплоть до вчерашнего дня. Знакомьтесь, это мой секретарь, Мэтью Корбетт.

— Очень приятно, молодой человек. — Доктор пожал руку Мэтью, после чего вновь обратился к Вудворду. — Сэр, мне абсолютно все равно, какой вы по счету: третий, тринадцатый или тридцать третий судья! Мы всего лишь хотим покончить с этим делом, и чем скорее, тем лучше. — Он подкрепил это заявление пронзительным взглядом поверх очков, а затем принюхался к доносящимся из кухни кулинарным ароматам. — Чую жареное мясо! Что сегодня на ужин, Роберт?

— «Растерзайки» под перечным соусом, — произнес Бидвелл уже не таким бодрым голосом, как всего пару минут назад.

Его всерьез огорчила смерть Доркас Честер, почтенной пожилой дамы, муж которой, Тимоти, был портным в Фаунт-Ройале. Сейчас весь их миропорядок расползался, как гнилая ткань. Вдобавок ко всему фраза доктора насчет заступов вызвала у Бидвелла тягостное воспоминание о снах Элис Барроу.