Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Ставни были приоткрыты лишь на пару дюймов. Внутри горел желтый свет лампы. Как ранее заметил Мэтью, ставни всех еще не покинутых жителями домов в этот теплый вечер были плотно закрыты — видимо, для защиты от вторжения тех самых демонов, коих в данную минуту словесно бичевал пастырь Иерусалим. Улицы были пустынны, если не считать нескольких бродячих собак да изредка торопливо перемещавшихся между домами человеческих фигур. От Мэтью не ускользнуло и множество стоявших во дворах фургонов, уже заполненных мебелью, домашней утварью, корзинами и прочим барахлом, дабы отбыть с первыми лучами солнца. Интересно, сколько семей проведет эту ночь на голых полах, нетерпеливо дожидаясь рассвета?

Задержавшись посреди улицы Усердия перед домом Грина, Мэтью посмотрел в обратном направлении, проверяя, хорошо ли видны с этой точки окна особняка. В конце концов, удовлетворенный осмотром, он отправился восвояси.

Уинстона и Бидвелла он застал в гостиной — первый зачитывал цифры из гроссбуха, а второй, с посеревшим лицом и закрытыми глазами, сгорбился в кресле. На полу рядом с ним стояла пустая бутылка. Мэтью приблизился с намерением справиться о самочувствии Бидвелла, но Уинстон предупреждающе поднял руку, давая понять, что хозяин Фаунт-Ройала уж точно не обрадуется, если его сейчас потревожат и станут бесцеремонно разглядывать. Тогда Мэтью покинул гостиную и поднялся по лестнице.

Войдя в свою комнату, он увидел на комоде сверток из белой вощеной бумаги. Развернув его, Мэтью обнаружил каравай плотного черного хлеба, кусок вяленой говядины размером с кулак, дюжину ломтей ветчины и четыре колбаски. Кроме того, на кровати лежали три свечи, коробочка с огнивом и серниками, стеклянная фляга с водой, заткнутая пробкой, и — надо же! — моток кетгутовой лески с грузилом и крючком, уже привязанным и воткнутым в кусочек пробки. Миссис Неттлз сделала все, что смогла, и ему оставалось лишь найти палку для удилища.

Позже вечером пришел доктор с третьей дозой микстуры для судьи. Мэтью остался в своей спальне, лежа на кровати и глядя в потолок. Примерно через час до второго этажа донеслись пьяные выкрики Бидвелла, а потом и его шаги на лестнице вместе с шагами — судя по звуку — еще двух человек, помогавших ему подняться. Мэтью услышал имя Рейчел, произнесенное как ругательство, а также помянутое всуе имя Господа. Голос Бидвелла понемногу слабел и наконец затих.

После всех треволнений дом погружался в сон накануне дня казни.

Мэтью ждал. Когда на протяжении долгого времени не раздалось ни единого звука, а внутренние часы подсказали ему, что миновала полночь, Мэтью сделал глубокий вдох и поднялся.

Ему было страшно, но он был готов действовать.

Он зажег фонарь и поставил его на комод, затем намылил лицо и побрился. Ему подумалось, что следующая возможность сделать это может представиться лишь через несколько недель. Он использовал по назначению ночной горшок, вымыл руки и надел чистые коричневые чулки, песочного цвета бриджи и свежую белую рубашку. Разорвал другую пару чулок и плотно набил ими носки сапог, после чего обулся и туго затянул ремешки на икрах. Заплечный мешок, уже порядком утяжеленный провизией и прочими вещами, вдобавок пополнился куском мыла и сменой белья. Письмо для судьи он оставил на видном месте — посреди застеленной постели. Потом закинул мешок на плечо, взял фонарь и тихонько открыл дверь комнаты.

И в этот момент его охватила паника: еще не поздно передумать, сделать два шага назад, закрыть дверь и… забыть? Ну уж нет!

Дверь он закрыл, но уже со стороны коридора. Войдя в спальню судьи, он зажег двусвечный фонарь, который ранее принес туда снизу. Отворил ставни и поставил фонарь на подоконник.

Судья издал невнятный звук. Не стон боли — скорее, отголосок снящейся ему речи в зале суда. Мэтью постоял у постели, глядя на лицо Вудворда и видя не сегодняшнего судью, а того человека, который однажды посетил сиротский приют, чтобы потом вывести Мэтью в жизнь, о которой он не мог бы и мечтать.

Он уже потянулся к плечу Вудворда, но прервал этот жест признательности. Вудворд дышал достаточно свободно, хоть и не без хрипов, с приоткрытым ртом. Мэтью коротко и беззвучно помолился, прося Господа даровать ему здоровье и благополучие. Дальше медлить было нельзя.

В кабинете Бидвелла под ногой Мэтью вновь предательски скрипнула половица, отчего он едва не выскочил из краденых сапог. Сняв карту с гвоздя на стене, он аккуратно вынул ее из рамы, сложил и спрятал в свой мешок.