Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Вся в свою мать, — пробормотал Стюарт, прежде чем смочить губы в бокале.

— Но каким был бы наш мир без стремления к совершенству? — обратилась Лукреция к Мэтью, не снизойдя до реакции на замечание мужа. — Я скажу вам: он был бы полон грязи, пыли и полной неразберихи. Разе я не права, мистер Корбетт?

— Уверен, это стало бы настоящей катастрофой, — ответил Мэтью, и этого оказалось достаточно, чтобы в глазах женщины сверкнули огоньки благоговейной радости.

Она сделала широкий жест в направлении стола.

— Шериз появится с минуты на минуту, а мы тем временем приступим к ужину, — объявила она. — Мистер Корбетт, вот ваше место, где оловянная тарелка.

Среди посуды на столе действительно выделялась оловянная тарелка — одна из немногих доселе виденных Мэтью. Остальные тарелки были самыми обычными, вырезанными из дерева, и это указывало на особую важность, которую Воганы придают его визиту. Впору было ощутить себя царственной особой. Мэтью сел на указанный стул, а Стюарт разместился слева от него. Лукреция мигом надела фартук и стала наполнять едой белые глиняные миски, расставляя их на столе: зеленая стручковая фасоль с нутряным салом, рагу из курицы с картофелем и беконом, тонкие кукурузные лепешки со взбитыми сливками, тушеные томаты. Довершал это воистину царское угощение свежеиспеченный золотистый каравай, посыпанный семенами укропа. Бокал Мэтью был наполнен вином, после чего Лукреция сняла фартук и уселась лицом к гостю, во главе стола — на месте, которое по всем правилам домашнего и семейного этикета принадлежало ее супругу.

— Я прочту молитву, — сказала Лукреция, вновь узурпируя права своего мужа.

Мэтью закрыл глаза и склонил голову. Женщина произнесла благодарственную молитву, упомянув в ней имя Мэтью, а заодно выразив надежду, что исполненный гнева Господь уже поджидает многогрешную душу Рейчел Ховарт, дабы снести с плеч долой ее призрачную голову сразу после сожжения ее бренного тела. Когда наконец прозвучало истовое «Аминь!», Мэтью открыл глаза и увидел стоящую рядом с ним Шериз Воган.

— А вот и наша прелестная дочурка! — воскликнула Лукреция. — Шериз, займи свое место.

Но девушка — в белом льняном платье с кружевной отделкой на рукавах и лифе — продолжала стоять, глядя сверху вниз на Мэтью. Она и вправду была хороша собой: лет шестнадцати или семнадцати, с волнами белокурых волос, закрепленных маленькими деревянными гребнями. Мэтью подумал, что она, вероятно, очень похожа на свою мать в том же возрасте — разве что подбородок менее округлый и более вытянутый, — а вот глаза почти такие же голубые, как у отца. Правда, недостатка жизненной энергии в этих глазах не наблюдалось; зато в них было столько холодного высокомерия, что Мэтью поспешил опустить взгляд и едва сдержал зябкую дрожь, как при внезапном дуновении декабрьского ветра этим теплым майским вечером.

— Шериз, — повторила Лукреция ласково, но с нажимом. — Займи. Свое. Место. Пожалуйста.

Девушка нарочито медленно — как бы не по приказу, а по своей воле — опустилась на стул справа от Мэтью и, не теряя времени, стала наполнять свою тарелку куриным рагу.

— Ты даже не поздороваешься с мистером Корбеттом?

— Привет, — буркнула она, поднося первую ложку к изящно очерченным губам.

— Шериз помогала мне готовить рагу, — сообщила Лукреция. — Она хотела лично позаботиться о том, чтобы угощение пришлось вам по вкусу.

— Я уверен, оно превосходно, — ответил Мэтью.

Он положил несколько ложек рагу на тарелку, попробовал и нашел его столь же хорошим на вкус, как и на вид, а затем отломил кусок хлеба и макнул его в густой, аппетитный соус.

— Мистер Корбетт — молодой человек незаурядных достоинств, — сказала Лукреция, обращаясь к Шериз, но притом не отрывая взгляда от Мэтью. — Мало того, что он утонченный джентльмен, делающий карьеру юриста в Чарльз-Тауне, он еще и сумел дать отпор целой ораве убийц и грабителей, когда те напали на судью. Вооруженный одной лишь рапирой, не так ли?

Накладывая в тарелку тушеные томаты, Мэтью ощутил на себе взгляды трех пар глаз. Самое время было пояснить, что «орава» состояла из одного отпетого мерзавца, дряхлой карги и немощного старикашки… но вместо этого, открыв рот, он произнес нечто другое:

— Нет… я… у меня не было даже рапиры. Вы не могли бы передать мне лепешки?

— Боже мой, страшно представить, какую ночку вам пришлось пережить! — Стюарт был заметно впечатлен. — У вас вообще было хоть какое-нибудь оружие?