Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Поскольку Гуд нашел испанское золото и серебро в желудках черепах, обитавших в источнике… значит монетам больше неоткуда взяться, кроме как из этого самого источника.

Мэтью рывком поднялся. Положил руку на ствол дуба, собираясь с мыслями. Эта догадка — как и разорванная надвое черепаха в его сне — была исполнена блестящих возможностей.

Одна золотая и одна серебряная монеты, один черепок и одна серебряная ложка — это не Бог весть какой клад, но кто знает, что еще таится на илистом дне озера, которому Фаунт-Ройал обязан своим существованием?

В этой связи ему отчетливо вспомнились слова Николаса Пейна в трактире Шоукомба, когда они рассуждали о той испанской монете: «Никто из чернофлажного братства в здравом уме не станет прятать добычу на землях краснокожих. Обычно пираты зарывают свое золото там, куда можно потом без проблем вернуться. Они не настолько глупы, чтобы соваться в те места, где плодами их успеха могут воспользоваться какие-нибудь дикари».

«Обычно зарывают»? А что, если не зарывать, а затопить клад на дне озера?

Эта мысль обожгла его мозг. Бидвелл решил построить Фаунт-Ройал вокруг источника, который — помимо всего прочего — должен был снабжать пресной водой торговые суда, приходящие из Вест-Индии.

Однако пресная вода нужна не только купцам, но и тем, на чьих мачтах реют флаги потемнее, не так ли? Почему бы не допустить, что источник был обнаружен и использовался пиратами задолго до того, как к нему проявил интерес Бидвелл? Если так, то источник мог послужить превосходным хранилищем для «плодов их успеха», по выражению Пейна.

Но пока это всего лишь очень смелые предположения. Хотя… как еще объяснить появление монет в желудках здешних черепах? Кормясь в иле на дне озера, они могли проглотить монеты по случайности, а то и намеренно, привлеченные их блеском. То же касается ложки и голубого черепка. Кто знает, что еще могло находиться на дне, спрятанное там для сохранности.

Другой вопрос: каким образом испанское золото попало к индейцу? Допустим, в озере действительно были спрятаны пиратские сокровища, а индейцы нашли и подняли их со дна еще до основания Фаунт-Ройала. Если так, в процессе подъема они вполне могли утерять кое-какие мелочи. Над этим надо будет подумать завтра утром, решил Мэтью, благо оно мудренее вечера. Что-то может знать Бидвелл, но к нему нужен очень осторожный подход.

Мэтью постоял еще немного, глядя на пруд, который теперь стал вместилищем еще одной загадки. Никаких ответов сегодня он уже не получит, так что пора возвращаться в постель, хотя заснуть ему вряд ли удастся.

Он продолжил путь по улице Мира к особняку, окна которого были темны. Счет времени он потерял, зная только, что уже давно перевалило за полночь. И вот на очередном шаге он внезапно остановился и замер, глядя прямо перед собой.

На фоне особняка показалась фигура в треуголке и черном плаще, быстро идущая в строну невольничьего квартала. Через пять-шесть секунд фигура исчезла за углом. Мэтью не разглядел, был ли у этого человека незажженный фонарь, но он сразу смекнул, кто это может быть. Хитрый лис вновь рыщет по округе, подумал он. Куда он идет и с какой целью?

Эта ночь и впрямь была полна возможностей, однако Мэтью понимал, что в данном случае ему грозит опасность куда большая, нежели топор пьяного кузнеца.

Во рту у него пересохло, кровь стучала в висках. Он огляделся, но больше никого на улице не заметил. Над сгоревшей школой еще виднелось красноватое свечение углей и кружили поднятые ветерком искры.

Надо проследить за лисом, Мэтью это понимал. И надо спешить, пока он не затерялся в болотах. Мимо сторожевой вышки он постарается проскользнуть незамеченным, что должен сделать и Мэтью, не полагаясь на крепкий сон дозорного.

Страх тонким лезвием вонзился в грудь Мэтью. Кто бы ни был этим ночным странником, он может проявить агрессию, если заметит слежку. Там, на болотистой пустоши, могло произойти что угодно, но уж точно ничего хорошего.

Однако размышлять и колебаться было некогда. Первым делом следовало побороть страх. Хитрый лис двигался быстро, и Мэтью нельзя было отставать.

До Мэтью доносился шум сильного прибоя. Волны накатывались на островки и песчаные отмели за болотом, по которому он с превеликим трудом сейчас пробирался. Далеко впереди — едва различимый как движущееся темное пятно на почти столь же темном фоне — шел ночной странник, какового он все еще не потерял из виду только благодаря слабой подсветке оранжевой луны, да и та порой исчезала под ревнивым натиском проплывающих облаков.