Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Идя в сторону перекрестка, он погрузился в размышления. Возможно, эти собаки в прошлом принадлежали Гамильтонам и были брошены ими здесь несколько месяцев назад, а может, их оставила какая-нибудь другая сбежавшая из города семья. Важнее было другое: как долго дворняги прожили в этом доме? Больше или меньше трех недель? Какова вероятность того, что они были там во время посещения дома Вайолет Адамс?

Если она вообще туда заходила. Там не оказалось никакого кресла. Не было также свечи или подсвечника. Бидвелл и Исход Иерусалим сказали бы, что эти вещи могли быть призрачными и раствориться в воздухе вместе с демонами, но Мэтью надо было увидеть их собственными глазами, дабы поверить в то, что они когда-либо там появлялись вообще. А что со скелетом собаки? Разлагающийся труп наполнил бы помещение отвратительным запахом, однако Вайолет его не ощутила и вошла в дом без колебаний. Мэтью сильно сомневался, что сам он вошел бы в заброшенный дом, из двери которого несет мертвечиной, чей бы голос его оттуда ни позвал. Тогда как же быть с показаниями девочки?

Так заходила она в дом или нет? Самым странным во всем этом было то, что — по ощущениям Мэтью — Вайолет (как до нее и Бакнер, и Гаррик) отнюдь не лгала. Она искренне — и с ужасом — верила в реальность случившегося с ней в тот день. Для нее это было правдой, как, вероятно, происшествия с Бакнером и Гарриком были правдой для них… однако была ли эта правда истинной и непреложной?

И что это за правда такая, если она может быть истинной и фальшивой одновременно?

Он почувствовал, что углубляется в философскую тему, достойную тщательного осмысления и обсуждения, но вряд ли полезную для дела Рейчел. Изначально он собирался спросить дорогу к лечебнице доктора Шилдса, чтобы получить более подробную информацию о болезни Вудворда, но почему-то молча прошел мимо человека, чинившего колесо фургона, а затем и мимо двух мужчин, которые стояли на обочине, покуривая трубки и беседуя. Возможно, ему не хотелось отвечать на вопросы о здоровье судьи или участи ведьмы, но, как бы то ни было, он продолжил идти по улице Усердия, а затем по улице Правды, пока не обнаружил, что ноги сами несут его к месту, уже слишком хорошо знакомому: тюрьме.

Дверь все еще оставалась незапертой. Он взглянул на позорный столб, ожидаемо не вызвавший никаких позитивных воспоминаний об этом утре, и вдруг понял — хоть ни за что не признался бы в этом кому-нибудь, особенно Бидвеллу или судье, — что ему не хватает общества Рейчел. Почему это так? Он задал себе этот вопрос, стоя перед тюремной дверью.

Потому что она в нем нуждается. В этом все дело.

Он вошел внутрь. Там горел фонарь, и люк в крыше был открыт стараниями мистера Грина, что отчасти рассеивало мрак. Увидев, кто пришел, Рейчел поднялась со скамьи и откинула с головы капюшон. Подходя к решетке, она даже попыталась улыбнуться, насколько смогла, — хотя это слабое подобие улыбки вряд ли стоило затраченных на него усилий.

Мэтью приблизился к ее камере. Он не знал, что сказать, не знал, чем объяснить свой визит. И потому испытал облегчение, когда Рейчел заговорила первой.

— Я слышала свист и удары кнута. Как вы?

— Терпимо.

— Судя по звукам, это должно быть очень больно.

Внезапно он почувствовал смущение под ее взглядом. Он не знал, куда смотреть — в пол или в глаза Рейчел, блестевшие при свете фонаря, как две золотые монеты. Пусть ее улыбка была слабой, но глаза сохраняли удивительную силу, — казалось, они способны сквозь оболочку из плоти и костей заглянуть в самые глубины его души. Мэтью неуверенно переступил с ноги на ногу. Он догадывался, что именно могла узреть Рейчел в тех глубинах, ибо стремление быть нужным и полезным, которое всегда теплилось в его отношениях с мировым судьей, теперь пылало с яркостью и жаром большого костра. Должно быть, это оттого, что он видел ее наготу, подумалось Мэтью, — но не в момент ее физического обнажения, а в тот момент, когда она обнажила свою душу, через решетку потянувшись к его руке в поисках поддержки.

Он понимал, что остался ее единственной надеждой в этом мире. Все утешение и вся помощь, какие она сможет получить в эти последние дни своей жизни, будут исходить только от него. Разве может он просто выбросить ее из головы и из своей души? Вудворд также нуждался в помощи, но о нем хотя бы заботился доктор Шилдс. А эта женщина — красивая, трагическая женщина, стоящая перед ним, — могла рассчитывать лишь на него, и больше ни на кого в этом мире.