Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Он заглянул в кувшин, а затем вновь перевел взгляд на Мэтью.

— Вы можете обещать, сэр, что никому не расскажете о том, что я сейчас покажу.

— Не уверен, что могу дать такое обещание, — сказал Мэтью. — О чем вообще речь?

— Видишь? Видишь? — Мэй ломала руки в отчаянии. — Он уже думает, как бы их стащить!

— Тихо! — шикнул на нее Гуд. — Не хочет он их стащить! Уймись ты, хватит уже!

— Что бы там ни было, обещаю это не красть, — обратился Мэтью непосредственно к Мэй, после чего снова сел на скамью.

— Это он только сейчас так говорит! — воскликнула старуха со слезами в голосе.

— Все будет хорошо. — Гуд положил руку ей на плечо. — Пусть он все увидит, потому что с этим нужно разобраться. Я считаю, он должен это знать, поскольку его самого недавно обокрали.

Гуд подошел к столу, перевернул кувшин и высыпал его содержимое перед Мэтью. У того враз перехватило дыхание. На столешнице лежали четыре предмета: осколок голубой керамики, изящная серебряная ложечка, серебряная монета и…

Рука Мэтью потянулась к четвертому предмету. Он взял его и начал внимательно рассматривать.

Это была золотая монета. Крест в ее центре разделял изображения двух львов и двух башен. По краю явственно читались надписи: «Carolus II» и «Dei Grat».

В первый момент он подумал, что это та самая монета, которая была украдена из его спальни, но уже беглый осмотр показал обратное. Золото было испанским, без сомнения, но монета была другая. Чеканка на ней сохранилась гораздо лучше, а на обратной стороне присутствовала буква «Е» с завитушками и полустертая, но различимая дата: 1675.

Мэтью взял серебряную монету, явно очень старую, с начисто стершимся изображением. Хотя ему удалось различить слабый намек на «Dei Grat».

Он посмотрел на стоящего рядом Гуда.

— Откуда они у вас?

— Из нутра черепах, — сказал Гуд.

— То есть как это?

— Так и есть, сэр. — Гуд покивал головой. — Я нашел их в черепашьих желудках. Ложка и серебряная монета были в брюхе той, что я поймал в прошлом году. Голубой осколок попал ко мне тем же манером… дайте вспомнить… где-то пару месяцев назад.

— А золотая монета?

— В первый вечер после того, как вы и судья сюда прибыли, — сообщил Гуд. — Масса Бидвелл велел мне поймать черепаху для ужина на следующий день. Мне попалась большущая. Вон ее панцирь висит. А монета оказалась в брюхе, когда я его вспорол.

Мэтью хмыкнул и повертел золотую монету в пальцах.

— Ты поймал всех этих черепах в источнике?

— В нем самом. Да, сэр. Им, видать, по вкусу тамошний камыш.

Мэтью отложил монеты и приступил к осмотру серебряной ложки. Покрытая темным налетом, с погнутым черенком, она тем не менее неплохо сохранилась после пребывания в черепашьем желудке.

— Это очень странно, не так ли? — сказал он.

— Вот я и так подумал, сэр. Когда я нашел эту золотую монету, а потом узнал, что вас через несколько дней обворовали… я даже не знал, что и подумать.

— Понятно.

Мэтью еще раз взглянул на дату чеканки золотой монеты, а затем осмотрел голубой осколок, прежде чем опустить его обратно в кувшин вместе с остальными находками. Он заметил, с каким облегчением восприняла это Мэй.

— Обещаю об этом молчать, — сказал он. — Насколько могу судить, это никого не касается.

— Спасибо, сэр, — сказала она с благодарностью.

Мэтью поднялся.

— Не имею понятия, почему эти вещи оказались в желудках черепах, и это действительно вопрос, требующий ответа. Гуд, если при поимке черепахи тебе снова что-нибудь такое попадется, дашь мне знать?

— Обязательно, сэр.

— Хорошо. А теперь я должен вернуться в дом. Отвозить меня не надо, я охотно пройдусь пешком.

Он проследил за тем, как Гуд закрывает кувшин и ставит его на полку.

— Позволь задать один вопрос, на который мне нужен прямой и честный ответ: ты считаешь Рейчел Ховарт ведьмой?

Гуд ответил без колебаний:

— Нет, сэр.

— Тогда как ты объяснишь показания свидетелей?

— Я не могу это объяснить, сэр.

— Вот и я не могу, — сказал Мэтью. — В этом вся проблема.

— Я вас провожу, — вызвался Гуд.

Мэтью попрощался с Мэй и в сопровождении старика вышел из дома. По пути обратно к конюшне Гуд, державший руки в карманах коричневых бриджей, тихо сказал:

— Мэй вбила себе в голову, что нам надо бежать во Флориду. Мол, возьмем эти монеты, золотую и серебряную, и однажды ночью сбежим. Пусть себе думает, если ей от этого легче. Но мы с ней давно уже не в том возрасте, чтобы бегать. — Он взглянул на грязную дорогу под ногами. — Я ведь попал в рабство еще мальчишкой. Моим первым хозяином был масса Каллох, в Виргинии. Я видел, как распродали восьмерых детей. Видел, как запороли до смерти моего брата за то, что он пнул собаку белого человека. Видел, как выжигали клеймо на спине моей маленькой дочери, а она умоляла меня их остановить. Вот почему я играю на скрипке, которую дал мне масса Бидвелл, — только так я могу заглушить ее голос в моей голове.