Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Вон там мой дом, сэр, — сообщил Гуд, указывая пальцем на строение неподалеку, с виду не лучше и не хуже соседних лачуг, любая из которых целиком — да еще и с большим запасом — поместилась бы в банкетном зале Бидвелла.

По пути к жилищу Гуда они миновали несколько крошечных делянок меж домами, засеянных кукурузой, бобами и репой. Рубивший хворост негр несколькими годами моложе Гуда прервал свое занятие и уставился на Мэтью. Вышедшая из дома покормить кур худая женщина с синим тюрбаном на голове также вытаращила глаза, не скрывая своего изумления.

— Еще бы они не глазели, — с легкой улыбкой прокомментировал Гуд. — Вы здесь не частые гости.

Под словом «вы», как понял Мэтью, он подразумевал английских колонистов, а то и всех белых людей вообще. Из-за угла хижины выглянула девушка, в которой он опознал одну из служанок Бидвелла. На миг встретившись глазами с Мэтью, она поспешно исчезла из виду. Наконец Гуд остановился перед своим домом.

— Если подождете здесь, сэр, я вынесу бальзам. — Он поднял щеколду. — Но, если угодно, можете войти.

Он распахнул дверь и крикнул вглубь дома:

— У нас гость, Мэй!

Уже перешагнув порог, он задержался. Его бездонные черные глаза всмотрелись в лицо Мэтью, который понял, что старик готовится принять какое-то решение.

— В чем дело? — спросил Мэтью.

Решение, похоже, было принято, судя по напрягшимся желвакам на скулах негра.

— Сэр, не окажете мне честь посещением этого дома?

— Что-то не так?

— Нет, сэр.

Гуд не стал ничего пояснять, а только стоял и ждал, когда Мэтью войдет. За этим чувствовалось нечто большее, чем просто гостеприимство. Мэтью прошел внутрь дома, и Гуд закрыл дверь за его спиной.

— Кто это? — спросила крупная женщина, стоявшая у очага.

Перед тем она помешивала содержимое стоявшего на углях котла, но теперь круговые движения деревянной поварешки прекратились. Глубоко сидящие глаза смотрели настороженно; лицо ниже головной повязки из грубой коричневой ткани было изборождено морщинами.

— Это масса Мэтью Корбетт, — представил его Гуд. — Масса Корбетт, это моя жена Мэй.

— Рад знакомству, — сказал Мэтью, но старуха не ответила. Она оглядела его с головы до ног, издала легкий свистящий звук и вернулась к своей стряпне.

— На нем и рубахи-то нет, — заявила она.

— Масса Корбетт сегодня получил три удара плетью. Помнишь, я тебе рассказывал, как они назначили ему порку.

Мэй хмыкнула. Похоже, она не считала серьезной поркой какие-то три удара плетью.

— Не присядете, сэр? — Гуд указал на короткую скамейку рядом с грубо сколоченным столом, и Мэтью принял приглашение.

А когда хозяин дома направился к полке, на которой выстроились разномастные деревянные сосуды, Мэтью воспользовался случаем, чтобы осмотреться. Это не заняло много времени, ибо все жилище состояло из одной комнаты. Постелью служил помост с тощим тюфяком, а прочая обстановка, помимо стола и скамьи, включала полуразвалившееся, но некогда элегантное кресло с высокой спинкой, глиняную чашу для умывания, плетеную корзину со стопкой сложенной одежды и пару свечных ламп. Мэтью также отметил большой черепаховый панцирь, подвешенный на стене над очагом, и завернутый в мешковину предмет (без сомнения, скрипку) на отдельной полке рядом с постелью. Еще одна полка была занята деревянными чашками и тарелками. Похоже, это было все имущество семьи.

Гуд взял с полки один из кувшинчиков, откупорил его и обошел Мэтью сзади.

— Можно дотрагиваться пальцами, сэр?

— Можно.

— Сперва это малость пощиплет.

Мэтью вздрогнул, когда холодная субстанция коснулась его свежих рубцов. Щипало вполне терпимо, если сравнить с тем, что он перенес недавно. А через несколько секунд это прекратилось, и Мэтью почувствовал онемение в пострадавших местах.

— Все не так уж страшно, — заметил Гуд. — Видал я и похуже.

— Уже начало действовать, — сказал Мэтью. — Боль уменьшилась.

— Тоже мне боль, — фыркнула старуха, орудуя поварешкой. Прозвучало это почти издевательски. — Много ли боли с каких-то трех ударов? Болеть по-настоящему начинает после тридцати.

— Ладно тебе, не распускай язык! — одернул ее Гуд, закончив смазывать раны и заткнув кувшин пробкой. — Я сделал все, как нужно, сэр. Хотя навряд ли вы будете хорошо спать этой ночью, потому как рубцы от плети поначалу прямо горят, пока не начнут затягиваться.

Он вернулся к полке и поставил кувшин на прежнее место.

— Вы уж простите за такие речи, — сказал он, — но масса Бидвелл вас не очень-то жалует, да?