Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Черт побери, ну и картина! — Пороховой дым рассеивался над головой Николаса Пейна, который въехал на своем гнедом жеребце в самую гущу озлобленного сборища. Еще дымящийся пистолет он держал дулом вверх. — Вы тут что, с ума посходили?

— Мы в своем уме, Николас! — заговорил немолодой мужчина, в котором Вудворд распознал Дункана Тайлера. — Самое время всем нам взяться за ум и покончить с ведьмой.

— Это сделает проповедник! — сказал Доусон. — Один удар топором, и мы от нее избавимся!

— Нет!

Джонстон уже подобрал свою шляпу и теперь пытался встать, но без особого успеха. Вудворд нагнулся и помог оксфордскому собрату подняться на ноги.

— Мы же договорились соблюдать закон, как цивилизованные люди! — заявил Джонстон после того, как оперся на трость для устойчивости.

Пейн брезгливо посмотрел на Иерусалима.

— Вы, как я понимаю, бродячий пастырь?

— Я Исход Иерусалим, призванный Господом наставить сей град на путь истинный, — последовало в ответ. — Ужель ты не хочешь того же?

— Я хочу, чтобы вы положили топор на землю, — сказал Пейн, — не то я вышибу напрочь ваши дурные мозги.

— Зрю душу, пораженную порчей! — возопил Иерусалим, охватывая взглядом толпу. — Он грозит Божьему посланнику и защищает сатанинскую блудницу!

— А я, сэр, вижу перед собой обыкновенного недоумка, который пытается проникнуть в тюрьму Фаунт-Ройала без каких-либо законных оснований, тогда как я уполномочен пресекать подобные безобразия, — ответил Пейн с выдержкой и достоинством, восхитившими Вудворда. — Посему я повторно предлагаю вам положить этот топор.

— Николас! — сказал Тайлер, хватая всадника за штанину. — Пусть этот человек сделает то, что давно следовало сделать.

— Я облечен силой Господней! — возвысил голос проповедник. — Никакое зло не устоит пред высшим правосудием!

— Не позволяй ему, Николас! — призвал Джонстон. — Это будет не правосудие, это будет убийство!

Пейн тронул коня, отцепившись от Тайлера, проехал сквозь толпу и остановился в каких-то трех футах перед кинжаловидным носом Иерусалима, после чего нагнулся к нему, скрипнув кожей седла.

— Слушай меня внимательно, пастырь, — произнес он вполголоса, — не то в следующий раз я буду говорить уже над твоей могилой. — Он позволил этому мрачному прогнозу на несколько секунд повиснуть в воздухе, пока между ним и Иерусалимом происходила дуэль взглядов, а потом обратился к Вудворду. — Господин судья, вы не откажетесь от подарка в виде этого пастырского топора?

— Не откажусь, — прохрипел Вудворд и осторожно протянул руку, готовый отпрянуть, если Иерусалим вздумает применить свое оружие.

Иерусалим не шелохнулся. Вудворд видел, как ходят желваки на его покрытых седой щетиной скулах. Затем по его лицу скользнула улыбка — отчасти презрительная, но в большей мере глумливая, — и, честно говоря, эта улыбка вызывала куда больше опасений, чем его гримаса праведного гнева.

— Мои поздравления, — молвил Иерусалим, поворачивая топор лезвием к себе и опуская деревянное топорище на ладонь судьи так неспешно и плавно, как опускается на землю туман.

— А вы все расходитесь по домам! — приказал собравшимся Пейн. — Здесь больше смотреть не на что!

— Один вопрос к тебе, Николас Пейн! — прокричал Джеймс Рид, стоявший рядом с Тайлером. — Мы с тобой оба видели этих кукол под полом в ее доме! Ты не хуже прочих знаешь, что она сотворила с нашим городом! Неужто на тебя и впрямь наслали порчу, как сказал пастырь? Должно быть, так оно и есть, иначе ты не отвел бы топор, уже готовый ее прикончить!

— Джеймс, не будь ты моим другом, мне пришлось бы втоптать тебя в грязь! — крикнул в ответ ему Пейн. — А теперь послушайте, что я вам всем скажу!

Он развернул лошадь мордой к толпе, в которой теперь уже было порядка шестидесяти человек.

— Да, я знаю, что натворила здесь ведьма! Но я знаю еще одну вещь, которую советую запомнить и вам: когда Рейчел Ховарт умрет — а она умрет непременно, — ее грешная жизнь должна окончиться на костре по законному приговору суда, а не под топором заезжего пустобреха!

Пейн сделал паузу, как будто провоцируя желающих выступить против. В толпе раздалось несколько выкриков, но прозвучали они неуверенно и быстро погасли, как догоревшие угольки.

— Я тоже считаю, что она должна умереть ради блага Фаунт-Ройала! — продолжил он. — Пока она жива, над нами будет висеть угроза новых бедствий. Некоторые из вас пожелают уехать отсюда еще до того, как ее сожгут, и вы имеете на это право, но… Слушай, что я говорю! — оборвал он очередного крикуна, тотчас умолкшего. — Мы строим здесь не просто пограничный поселок, неужто не понимаете? Мы строим новую жизнь для себя в месте, которое со временем станет настоящим большим городом! — Он обвел взглядом толпу. — Хотим ли мы, чтобы в будущем говорили: мол, самый первый судебный процесс в Фаунт-Ройале был прерван топором какого-то святоши? Вот что я вам скажу: мне уже случалось видеть самосуд толпы. Поверьте, от этого зрелища стошнит даже голодную дворнягу! Разве такой фундамент нам нужен для постройки нашего дома правосудия?