К Сэнсом - Стенание [другой перевод]

Мы оставили Дирика и старого Патрика и вышли на улицу, под августовское солнце.

Там я сказал своему ученику:

— Ты спас миссис Слэннинг.

— У нее был добрый, любящий отец, и все же она дошла до такого, — тихо ответил Овертон, и я с гнетущим чувством понял, что письмо от родителей заставило задуматься о самоубийстве и его самого. Но он отверг эти мысли и именно поэтому с таким участием отнесся к Изабель. — Что же теперь с нею будет? — спросил юноша.

— Не знаю.

— Бедная женщина, похоже, она совсем сломалась. — Николас глубоко вздохнул, пристально посмотрел на меня своими зелеными глазами и заключил, твердо и серьезно: — Но я не из тех. кто сдается.

На следующий день я стоял перед площадью возле церкви Святого Михаила, выходившей на открытое пространство у западного конца Чипсайда. Вдоль всего Чипсайда, по которому вскоре должен был проехать адмирал д’Аннебо, выстроились люди. Мэр Лондона Боуз, которого я видел в последний раз на сожжении Энн Аскью, скучал в одиночестве на небольшом возвышении. Я дожидался рядом с олдерменами и другими видными гражданами столицы, у каждого из которых была золотая цепь. Как и во время казни, на временно сооруженной кафедре маячил одетый в белое священник, но на этот раз он был здесь, чтобы по-французски поприветствовать адмирала. Вокруг стоял гул голосов, а в акведуке рядом с церковью журчала вода.

Утром адмирал поднялся по реке от Гринвича до Тауэра в сопровождении своих галер. Накануне вечером я взял с собой Николаса, чтобы навестить Барака и Тамазин, и мы мирно провели вечер, играя в карты. Я не сказал им, что случилось с Изабель — Тамазин в ее состоянии лучше было не слышать этого, — а потом пошел домой и заснул поздно, поскольку мне мешали доносившиеся со стороны Тауэра залпы в честь высокого гостя. Даже у нас на Канцлер-лейн от шума дребезжали окна. И вот сегодня адмирал д’Аннебо вместе с братом королевы Уильямом Парром, графом Эссексом, в сопровождении прочих высоких лиц должен будет проехать из Тауэра через весь город до церкви Святого Михаила.

Мартин помог мне нарядиться в самую лучшую одежду. Я также надел золотую цепь, которую накануне вечером велел эконому хорошенько начистить. Ни он, ни я не промолвили ни слова. Потом я отправился к церкви и, выйдя из дома, увидел Тимоти, с безутешным видом выглядывавшего из приоткрытой двери в конюшне. Мне следовало поговорить с ним о доносе Броккета, но пока что лорд Парр взял с меня клятву хранить это в тайне, поэтому я только сурово взглянул на мальчика. Пожалуй, даже слишком сурово, но я все еще был сильно расстроен его поступком и событиями последних дней.

Королевские представители выстроили нас, бесцеремонно, как детям, указывая мэру и олдерменам, куда им следует встать. Солнце припекало, нагревая головы под шляпами и сержантскими шапочками. Золотые цепи на шеях ярко сверкали в его лучах. Вымпелы и английские флаги развевались на легком ветерке рядом с французскими королевскими лилиями, а в окнах верхних этажей вывесили яркие полотнища. Мне вспомнилось, как всего год назад я видел манекены с теми же самыми лилиями, использовавшиеся как мишени для обучения рекрутов: тогда сотни людей отправлялись из Лондона на побережье, чтобы отразить угрозу чужеземного вторжения.

Рядом со мной с важным видом стоял пятидесятилетний сержант Блоуэр из Иннер-Темпл. У него была аккуратно подстриженная бородка, и он старательно втянул свое жирное пузо и выпятил грудь. Я немного знал этого человека и, признаться, считал его самовлюбленным и излишне честолюбивым. Говорили, что Ризли подумывает назначить его судьей.

— Прекрасный день для встречи адмирала, — заметил мой коллега. — Не видел такого пышного торжества со времен коронации Анны Болейн.

Я приподнял брови, вспомнив печальный конец второй супруги Генриха.

— Вы завтра будете на встрече принца Эдуарда с адмиралом? — спросил Блоуэр. — А на празднествах в Хэмптон-Корте?

— Да, я буду там представлять нашу корпорацию, — подтвердил я.

— И я тоже, — с гордостью сказал мой собеседник. — У вас давно эта цепь? Судя по запаху уксуса, ее только что начистили.

— Я надеваю ее только в исключительных случаях.

— В самом деле? Она кажется немного поцарапанной. — С гордостью посмотрев на широкие сияющие звенья своей собственной цепи, сержант Блоуэр наклонился ко мне и тихо проговорил: — Вы не успели побриться, брат? Как же так, ведь нам всем было велено это сделать. Жаль, что у вас темные волосы, — щетина сразу заметна.