К Сэнсом - Стенание [другой перевод]

— Куда ты лезешь, женщина?

Пока что ничего не происходило. Мы стояли среди глазеющей толпы, и вокруг журчало множество голосов. За баржей виднелся ряд мощных боевых судов, вставших на якорь вдоль южного берега, — это были огромные корабли короля, которые я видел в прошлом году у Портсмута. Разноцветные вымпелы, некоторые длиной до сотни футов, висели вдоль мачт и лишь слегка колыхались на легком речном ветерке. Я прекрасно помнил эти самые корабли — огромные, величественные, с ярко раскрашенной верхней палубой. Впрочем, одного не хватало: «Мэри Роуз», любимая трехпалубная каракка короля, флагман английского военного флота, покоилась на дне пролива Солент.

Послышался грохот открывающихся пушечных люков в бортах кораблей. Показались пушки и дали залп — конечно, без настоящих ядер, но с тучами дыма и грохотом, от которого затряслись мостки. Народ радостно закричал. Николас с энтузиазмом присоединился к всеобщим воплям, размахивая шляпой. Несколько женщин завизжали, но Тамазин посмотрела на меня с угрюмым видом.

Наконец они появились: впереди французский боевой корабль со стреляющими с обоих бортов пушками, а за ним — больше дюжины французских галер, гладких, быстроходных военных судов. Они проворно поднимались по реке. Все галеры тоже были ярко раскрашены, каждая в свой цвет, а установленные у них на носу пушки залпами отвечали на залпы наших пушек. Самая большая галера, покрытая от носа до кормы белым навесом и украшенная золотыми королевскими лилиями, причалила к барже Генриха.

Это было для меня уже чересчур: созерцание французских галер, которые я в последний раз видел, когда они стреляли по «Мэри Роуз»; дым; канонада, от которой тряслась земля…

Я коснулся плеча Барака:

— Мне нужно уйти.

Джек посмотрел на меня озабоченно:

— Божья кровь, да вам плохо! Вам нельзя идти одному. Ник, ищи лодку!

— Нет! — упрямо отказался я. — Со мной все будет нормально, а вы оставайтесь здесь.

Николас и Тамазин тоже внимательно посмотрели на меня, и миссис Барак взяла меня за руку:

— Вы уверены? Я еще и раньше заметила, что вам нехорошо.

— Со мной все будет в порядке. — Я устыдился своей слабости.

— Ник, — не терпящим возражения тоном скомандовал Джек, — возвращайся с ним.

Парень подошел ко мне. Я открыл было рот, чтобы запротестовать, но потом пожал плечами.

— Потом зайдите к нам, — сказала Тамазин.

— Обязательно зайду.

Я кивнул и пошел прочь как можно быстрее, насколько позволяла толпа, и на этот раз Овертону пришлось ускорить свои широкие шаги, чтобы не отстать от меня. Бесконечная канонада вдруг прекратилась, — наверное, адмирал наконец перешел на королевскую баржу.

— Смотри, куда прешь! — вскрикнул какой-то человек, когда я чуть не сшиб его.

Николас схватил меня за руку.

— Да он надрызгался! Старый пьяный горбун! — крикнул кто-то еще.

А я и в самом деле чувствовал себя так, будто перепил: земля качалась у меня под ногами, словно палуба.

На лодке мы добрались до причала Стильярд. Когда мы сошли на берег, я почувствовал странное головокружение.

— Я провожу вас до дома? — предложил Николас.

Он был взволнован и во время поездки почти ничего не говорил.

— Нет. Пойдем в контору, — решил я.

В праздничный день, когда столько народу отправилось в Гринвич, в Сити было тихо, как в воскресенье. Я снова шагал твердо, но с внезапно нахлынувшей на сердце скорбью думал о своих погибших на «Мэри Роуз» друзьях. Передо мной одно за другим вставали их лица. А потом я обнаружил, что про себя прощаюсь с ними всеми, и меня чуть отпустило.

— Вы что-то сказали, сэр? — спросил Овертон.

Наверное, я бормотал себе под нос.

— Нет. Нет, ничего. — Оглядевшись, я понял, что мы близ Лотбери, и сказал: — Мы рядом с домом Коттерстоука, где находится та самая картина, ставшая яблоком раздора.

— Что с ней теперь будет? — поинтересовался мой сопровождающий.

— Часть имущества, завещанная матерью Эдварду, должна перейти его семье. Полагаю, что в данных обстоятельствах вдова захочет как можно скорее избавиться от дома, с картиной или без нее.

— Значит, миссис Слэннинг вполне может добиться своего.

— Да, наверное.

Поколебавшись, Николас спросил:

— А мастер Коулсвин объяснит жене Эдварда Коттерстоука, по какой причине ее муж наложил на себя руки? Скажет про то старое убийство?

— Я уверен, что нет.

— А картина?

— Семья Эдварда не станет воевать с Изабель из-за фрески.