К Сэнсом - Стенание [другой перевод]

Тут я сообразил, что старый слуга Воуэлл еще ничего не знает о смерти Эдварда. Пожалуй, мне следовало сказать ему об этом и убедить Патрика держать язык за зубами.

Старый дом был, как всегда, тих. Рядом открылась цирюльня, но посетителей было мало, и цирюльник стоял, безнадежно прислонясь к стене под своим полосатым столбиком, которым обозначались парикмахерские заведения. Вспомнив замечание Роуленда о том, что мне нужно побриться, чтобы прилично выглядеть завтра на торжествах в честь д’Аннебо, я решил, что зайду сюда после встречи с Патриком Воуэллом, и постучал в дверь.

Старик открыл сразу же. Он выглядел взволнованным и удивленно уставился на меня широко раскрытыми глазами, а потом чуть нагнулся и тихо проговорил дрожащим голосом:

— О сэр, это вы! А я послал за мастером Дириком. — Слуга нахмурился. — Не думал, что он пришлет вас. Сэр, это может оказаться для вас небезопасно.

Я в свою очередь тоже понизил голос:

— Что вы имеете в виду, любезный? Я пришел не от Дирика. — Я набрал в грудь побольше воздуха. — Я пришел сообщить, что бедный Эдвард Коттерстоук умер.

Воуэлл заломил руки:

— Я знаю, он покончил с собой. Его служанка сказала одной моей знакомой. Проклятые сплетницы, теперь это станет достоянием гласности! А миссис Слэннинг…

— Изабель знает?

— Да, сэр, и она здесь. — Патрик бросил взгляд за спину, в темную прихожую. — Никогда в жизни я не видел ее в таком состоянии. Миссис Слэннинг настояла, чтобы я ее впустил. У нее нож, сэр, большой кухонный нож. Боюсь, она может поступить так же, как и ее брат…

Голос испуганного старика звучал все громче, и я поднял руку:

— Где она?

— В гостиной, сэр. Просто стоит и смотрит на картину, не двигается, не отвечает. И держит в руке нож.

Взглянув на Николаса, я шепнул:

— Ты со мной?

— Да.

Мы прошли мимо Воуэлла внутрь. Дверь в гостиную была открыта. Я тихо проскользнул туда, и Овертон сразу последовал за мной. Там спиной к нам стояла Изабель. На ней было одно из ее изысканных шелковых платьев, сегодня светло-коричневое, но чепец женщина бросила на пол, и распущенные длинные волосы, седые, как серебро, ниспадали ей на плечи. Она взирала на стенную роспись, застыв совершенно неподвижно, и, как и говорил слуга, сжимала в правой руке широкий и длинный нож — так крепко, что выпирали костяшки пальцев. Изображения ее матери и отца, маленького Эдварда и ее самой в детстве смотрели на нее со стены, и в этот ужасный момент они показались мне реальными как никогда.

Изабель даже не заметила, что мы вошли. Воуэлл остался за дверью, и я слышал в коридоре его тяжелое дыхание.

Николас бесшумно сделал шаг вперед, но я поднял руку, удерживая его, и тихо позвал:

— Миссис Слэннинг.

Странно, но даже в этих чрезвычайных обстоятельствах я не мог позволить себе вольности назвать даму по имени.

Я не думал, что ее тело может напрячься еще сильнее, но оно напряглось и совершенно окаменело. Потом она медленно повернула голову и посмотрела на меня. Эти расширенные голубые глаза, столь похожие на глаза ее покойного брата, смотрели по-настоящему дико, а брови над ними хмуро сдвинулись.

— Мастер Шардлейк? — спросила моя бывшая клиентка с тихим удивлением. — Зачем вы здесь?

— Я пришел поговорить с Воуэллом. Сказать ему, что ваш брат умер. — Я чуть приподнял правую руку. — Миссис Слэннинг, пожалуйста, позвольте мне взять этот нож.

Изабель не ответила. Дыхание вырывалось у нее изо рта короткими рывками, как будто она хотела удержать его, перестать дышать.

— Пожалуйста, — стал я упрашивать ее. — Я лишь хочу помочь вам.

— С чего бы это вам вдруг помогать мне? Я пыталась погубить и вас, и Эдварда, и того юриста Коулсвина. Я называла вас еретиками. Каковыми вы на самом деле и являетесь.

Миссис Слэннинг сжала нож еще крепче и чуть приподняла клинок.

— Думаю, вы не в себе. Пожалуйста, отдайте мне нож.

Я сделал полшага вперед и протянул руку. Женщина медленно поднесла нож себе к горлу.

— Нет! — закричал Николас с такой силой и страстью, что Изабель замерла с лезвием, приставленным к шее, где под белой сморщенной кожей пульсировала артерия. — Не надо! Оно не стоит того! — со страстью воскликнул мой ученик. — Что бы вы ни сделали, мадам, что бы ни сделали другие — это того не стоит!

Миссис Слэннинг какое-то время смотрела на него, а потом опустила нож, но продолжала держать его острием ко мне. Я поднял руку, чтобы защитить себя, боясь, что она накинется на нас. Изабель была худенькой стареющей женщиной, но отчаяние придает силы даже самым слабым. Однако она набросилась не на нас, а, снова повернувшись к стене, вонзила нож в свою любимую картину и стала уничтожать ее длинными мощными ударами, так что отвалился целый кусок штукатурки, сначала возле маленькой трещинки. Сестра Эдварда все кромсала и кромсала стену, издавая отчаянные звуки, а краска и штукатурка осыпались. Потом женщина промахнулась, лезвие полоснуло по другой ее руке, и сквозь ткань платья хлынула кровь. Изабель вздрогнула от неожиданной боли и выронила нож, а затем, схватившись за руку, кучей рухнула на пол и заплакала. Она лежала, отчаянно рыдая, терзаемая страшной скорбью и не менее страшной виной.