Леонид Строев - В погоне за «старым соболем»

4 часа 45 минут.

Солнечные лучи пробегали по броне танков. Теплое сентябрьское утро.

В наушниках радиосвязи прозвучал напряженный, чуть сиплый от волнения голос генерал-лейтенанта Гудериана: «Танки, вперед!»

II

Триста танков бригады полковника Штифке с ходу вступили в бой. Полетел в сторону сбитый шлагбаум и пограничный столб с прибитой табличкой «Польша».

Одиночный польский пулемет захлебнулся, подавленный огнем немецких танков.

Танки вырывались на оперативный простор. Справа шел бой. Это сражались окруженные польские пограничники.

Танкистам Штифке некогда с ними возиться. Пограничников уничтожат соседи из механизированной бригады.

Пыль и пот застилают глаза фельдфебелю Нушу, и он тихонько ругается, стараясь не пропустить ухабы.

Возле одного из поселков, прячась за заборами домов, польские пехотинцы обстреливают бронетранспортер, оторвавшийся от боевых порядков бригады.

Ранен ефрейтор Штуммель. Пулей оцарапало щеку, и он, зажимая ладонью кровь, испуганно улыбается.

Адъютант полковника перевязывает радиста. Штифке кричит в радиотелефон: «Носорог-5. Носорог-5. Я — Носорог-1, Квадрат — 20. Огонь!»

«Носорог-5» — позывной обер-лейтенанта Кинцеля. Его танковый батальон замедляет ход и, развернув башни, стреляет по заборам и домам.

Через несколько минут на месте поселка остается дымящаяся груда развалин.

Танкисты Штифке идут вперед. Полковник разглядывает полевую карту, пока все идет нормально. Направление главного удара выбрано блестяще. Темп марша достаточно высокий. Указательный палец Штифке ползет к кружочку «Варшава» и замирает на некотором удалении от кружочка.

В трубке радиотелефона слышны звуки разрывов, команд, ругань, и голос командира боевого охранения сообщает, что на подступах к мосту обнаружена артиллерийская батарея и подбит танк фельдфебеля Мунца.

Первый серьезный очаг сопротивления.

Танковые батальоны, двигаясь широким клином, стараются взять польскую батарею в клещи.

Офицеры связи вызывают авиацию, и два «Мессершмитта 109» кружат над батареей, поливая ее огнем из пушек и пулеметов.

Замолкает одно орудие, второе. Батальон обер-лейтенанта Кинцеля устремился к мосту.

Нуш подогнал бронетранспортер к разбитому немецкому танку. Рядом лежали трупы танкистов в обгорелых комбинезонах.

Штифке осторожно коснулся обожженной взрывом башни. На пальцах остается черный, жирный нагар.

И десяти метрах от него плещется Висла. Мост в руках немцев. И до подхода главных сил его надо удержать.

Автоматчики из роты сопровождения подвели к полковнику пленного польского поручика. Мундир поручика изорван, губы разбиты в кровь, простреленная правая рука безжизненно повисла. Поляк красив. Гордо вскинутая голова, белокурые вьющиеся волосы, темно-серые большие глаза. И удивительно похож на обер-лейтенанта. Если одеть пленного поручика в мундир немецкого танкиста, получится вылитый Кинцель.

А вот и сам обер-лейтенант. Подошел, козырнул полковнику, уставился на пленного и оторопел, пораженный таким сходством. Некоторое время обер-лейтенант переминался с ноги на ногу и, ничего не придумав, решил исправить ошибку природы и восстановить приоритет арийско-нордической расы. Он подскочил к пленному и ударом кулака сбил его с ног. Поляк нашел в себе силы встать, опираясь о землю здоровой рукой.

Но обер-лейтенант с остервенением пинал поручика ботинком, не позволяя ему подняться. Автоматчики улыбались, наблюдая, как резвится их командир батальона. Штифке хотел прекратить эту дурацкую, по его мнению, игру, затеянную Кинцелем.

Но поляк опередил полковника: с нескрываемой гримасой презрения на залитом кровью и слезами лице, он звонко выкрикнул:

— Швабы — свиньи, свиньи, свиньи…

Штифке отвернулся и направился встречать командира корпуса. За спиной коротко пророкотали автоматы.

И вновь бригада Штифке неудержимо движется вперед. Скоро Варшава.

— Поесть бы супу с клецками, горяченького,— бурчит Нуш.— От сухого пайка у меня рези в желудке.

— Кончится кампания, и ты так отощаешь, что толстуха Хильда тебя не пустит домой,— пошутил ефрейтор Штуммель.

— Заткнись, заморыш,— прошипел Нуш, сдув струйки пота, скользившие по губам.

В нескольких километрах от Варшавы полк гусар в парадной форме атаковал в конном строю батальон Кинцеля.

Потрясенный беспримерной дерзостью и бесполезностью этой атаки, Штифке, затаив дыхание, наблюдал в бинокль, как гибнут под пулеметным огнем и гусеницами танков отчаянные всадники.