Леонид Строев - В погоне за «старым соболем»

Он хлестал березовым веником распаренное и скользкое тело старшины, и тот блаженно всхлипывал и шептал:

— Жарь, Коленька, жарь милый, не жалей.

Напарившись, старшина помягчал и доверительно сообщил, что банды курбаши Атабека больше нет.

— Атабек — бугай увесистый — саблей махал, визжал нам всякие ругательства. Схлестнулись они с командиром на саблях. Сколько в кавалерии служу, а такой рубки еще не приходилось видеть. Ты слыхал, Коля, про Атабекову саблю? Люди разное про нее толковали.

Колька кивнул.

— Командир рубанул своей саблей так, веришь, глазам больно стало смотреть. Сверкнула, как зарница. Не устоял Атабек. Сабля хрустнула, а сам он вылетел из седла. Подскочил к своей сабле и давай ее ногами топтать. Потом сел рядом, голову руками обхватил. Басмачи видят такое дело, завыли, сабли побросали и давай дружно сдаваться.

В открытое окно послышались отдаленный топот коней и строевая песня.

— Наши, кажись, едут,— сказал старшина, поднимаясь.

Колька толкнул набухшую от пара дверь и выскочил навстречу возвращавшимся кавалеристам.

В один из дней после больших маневров тридцать пятого года в окрестностях Переяславля, где располагался штаб отдельной кавалерийской дивизии, появился молодой, подтянутый военный с чемоданом в руке. Он отметился у дежурного и подождал в приемной комдива.

Заметив, что из кабинета комдива вышло несколько человек, адъютант кивнул военному:

— Входите. Комдив вас примет.— И покровительственно сказал: — Да не робейте. Держитесь бодрее.

Военный не ответил и, рывком распахнув дверь, вошел в кабинет. Комдив писал, склонив к плечу голову. Завиток некогда смоляного чуба, густо покрытый изморозью времени, свесился на бровь. Он посмотрел на вошедшего, медленно встал из за стола и направился навстречу.

— Товарищ комдив. Помкомполка Павловский прибыл для дальнейшего прохождения службы.

Морщинки-лучики разбежались по лицу комдива, и он широко разведя руки, прошептал:

— Коленька, сынок. Как же ты вырос.

I

Гудериан писал, наклонив голову и постукивая пальцами левой руки по столу. Конрад Штифке, сидевший напротив, почтительно разглядывал сухое бесстрастное лицо своего начальника, короткие ежиком темные волосы, прямые, аккуратно подбритые виски и хрящеватые, чуть оттопыренные уши.

Окончив писать, Гудериан закрыл папку:

— Я знакомился с вашими документами, господин ротмистр. Вы некоторое время жили в России. Говорите, читаете по-русски?

— Так точно, господин подполковник. Десять лет я жил и учился в России. Потом мы переехали в Германию. Говорю по-русски почти свободно. Читаю слабее. Отсутствует практика. Прошу прощения, это имеет отношение к моим служебным обязанностям?

— Самое прямое. С вашей помощью отдел сумеет в короткий срок познакомиться с новинками передовой военной мысли.

Гудериан выдвинул ящик стола и протянул Конраду две книги. «Характер операций современных армий»,— прочитал вслух Конрад и запнулся на фамилии автора.

— Триандофилов,— подсказал Гудериан.— «Вопросы современной стратегии». Тухачевский,— произнес он, протягивая ротмистру обе книги.— Прочитайте их внимательно и переведите на немецкий язык. Необходимые для работы словари вы получите. Что это у вас так вытянулось лицо, ротмистр? — насмешливо спросил Гудериан.

— Но меня учили, что германская армия имеет богатейший опыт ведения войн. И чему мы, немцы, подарившие миру таких военных мыслителей, как Клаузевиц, Штиффен, Мольтке, Фридрих Великий, можем учиться у русских?

— И тем не менее, тот же военный мыслитель, граф Мольтке, писал, что лучшие уроки на будущее мы извлекаем из собственного опыта. Но так как он всегда ограничен, мы должны использовать и опыт армий других стран. Может, вы и графу Мольтке хотите возразить?

— Никак нет, я полностью разделяю его точку зрения,— пробормотал обескураженный Штифке.

— Водить мотоцикл, машину умеете?

— Нет, господин подполковник.

— Занимайтесь переводами русских книг. Я закреплю за вами опытного инструктора автодела. При желании, ротмистр, станете квалифицированным автомобилистом, что в нашем роде войск ценится превыше всего.

Гудериан обладал отменной работоспособностью и требовал того же от своих подчиненных. Он терпеть не мог безынициативных ленивых исполнителей. Постепенно, приглядываясь к своему начальнику, изучая его сильные и слабые стороны, Конрад пришел к выводу, что подполковник человек незаурядной воли, точен и строг, но весьма честолюбив, хотя тщательно это скрывает.