Леонид Строев - В погоне за «старым соболем»

Выслушав нехитрый рассказ Кольки, Викентий Матвеевич спросил:

— Скажи, Коля, а военного на вокзале возле этой женщины ты не приметил?

— Нет, дяденька Викентий, не было там никакого военного.

— Ты, Коля, не взыщи, а саблю эту я заберу. Встречу своего друга и командира Кирилла Изотова и отдам ему. Не годится боевому оружию из рук в руки переходить. А вот что ж мне с тобой делать?

Беспризорник вскочил и, тотчас охнув, сел на тротуар.

— Болит? — с участием спросил Михрюта.

— Страсть, как болит,— вздохнул мальчишка.— В пятке ломит.

— Дай-ка взгляну. Упрись крепче руками.

Викентий, ощупав ступню, убедился, что у мальчишки просто вывих.

— Сейчас мы тебе пятку на место поставим,— пробормотал он, вправляя ступню.

Викентий смотрел на замурзанное лицо мальчишки с припухлым носом и лиловым синяком под глазом. Сколько еще таких обездоленных, осиротевших подростков слоняется по городам и дорогам.

Он вспомнил свое сиротское детство, холодный и голодный приют, ругань, подзатыльники дядек-надзирателей из бывших унтер-офицеров.

— А может, я в детдом тебя определю? — спросил Викентий.

— Чего я там забыл,— вызывающе сплюнул на тротуар Колька.— Каторга. Ни сядь, ни встань, в карты не играй, не кури. С тоски удавишься.

— А разве по улицам в отрепье болтаться лучше? Вырастешь, кем станешь?

— Уркой,— с гордостью выпалил мальчишка.— Урки фартовые. Денег у них полно. Девочки их любят.— Отбивая чечетку, Колька, кривляясь, пропел:

— Кем твой отец был? — негромко спросил Михрюта.

— Машинистом на железной дороге. Его белые убили. А что?

— А дед твой?

— Тоже машинистом. Мы все путейские.

— Видишь, а ты в урки решил податься. Что белые, что бандюги, одного поля ягода, и ты туда же метишь.

— Чего ты ко мне привязался, дяденька? — буркнул Колька.— У меня свои кореша, у тебя свои. Покедова, бывайте.

Свистнув, Колька направился вдоль тротуара.

Михрюта вдруг почувствовал острую жалость к этому маленькому оборвышу с упрямым характером.

— Коля, погоди,— крикнул он, подбегая к беспризорнику, и торопливо выпалил: — Давай махнем со мной. Я получил назначение в Среднюю Азию. Родни у меня никого нет. Хочешь ездить верхом, стрелять и фехтовать? Вырастешь, выучишься на командира?

— Взаправду говоришь, дяденька? — дрогнувшим голосом произнес беспризорник.

— Честное командирское! Поезд отходит вечером, и мы успеем. Ну что, едешь?

— Меня из поезда вытурят,— засмеялся Колька.

— Ясное дело. Такого чумазого никто не пустит.

Михрюта, заметив пролетку, махнул рукой, подзывая кучера.

— В магазин, а оттуда в баню.

Подстриженный и умытый Колька с удивлением разглядывал себя в зеркале. Короткая темно-каштановая челка открывала чистый лоб и карие глаза. Викентий пригладил непокорные топорщившиеся волосы мальчишки, поправил выбившуюся из-за ремня рубашку и довольно хмыкнул:

— Теперь обедать и айда на вокзал.

В купе Михрюта и Колька расположились на двух верхних полках. Две нижние занимала пожилая супружеская пара из Ташкента. Он профессор-ботаник, посвятивший жизнь изучению растительного мира Средней Азии, она — учительница.

Седой профессор был непоседлив, как мальчишка, и увлекательно рассказывал смешные истории, которые происходили с ним и его коллегами-учеными. Супруга профессора потчевала Кольку коржиками и пирожками с яблочным повидлом.

Среди ночи Михрюта проснулся от пронзительного Колькиного крика:

— Атанда, легавые, тикайте!

В свете ночника Викентий увидел, как Колька прыгнул с верхней полки и, дернув несколько раз запертые двери, присел на пол, протирая пальцами заспанные глаза.

— Господи, да у мальчика жар? — всплеснула руками профессорша.

— Извините, пожалуйста, это он со сна,— пробормотал Викентий и наклонился над Колькой.

— Ты что дуришь? — строго спросил он.

По лицу мальчика катились крупные слезы. Он дрожал, испуганно глядя на Викентия.

— Почудилось, будто облава началась,— всхлипнул Колька,— они по ночам облавы устраивают, чтобы в детдом отвезти. А вы меня не прогоните, дяденька Викентий? Я с вами хочу остаться, не прогоните?

— Ну будет, будет,— взволнованно прошептал Михрюта и, подняв Кольку на руки, посадил его на полку.— Спи. Не чуди.

Утром профессор вызвал Михрюту в коридор и, настороженно поблескивая стеклами пенсне, попросил разъяснить ему причину столь странного ночного происшествия. Викентий выложил все, как есть. После этого разговора Михрюта заметил, что супружеская чета стала относиться к мальчику с ненавязчивой и деликатной предупредительностью.