Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

Матрос мрачно щёлкнул по стеклу датчика:

– Километров двадцать у нас есть. Странный мужичонка…. – заметил он. – И шляпа, как у еврейского раввина. Что скажете, Евдокия Федоровна?

– Отвратительный типус! – заявила Новосильцева. – Явный варнак 66. Не удивлюсь, если его товарищи по душегубству поджидают нас впереди.

– Нет! – возразил Яковлев. – Сапоги его рассмотрели?

– А что такое с сапогами? – удивилась Новосильцева.

– Сверкают, как у офицера. У бродяги таких быть не может. И лошадь у него своя – сытая, послушная. Будь он разбойником, не уехал бы быстро, принялся зубы заговаривать, чтоб дружки подтянулись.

– А пусть и сапоги! Пусть не бродяга, – возразил матрос. – Мне, товарищ комиссар, приходилось слышать, что в Сибири, как раз в этих местах, целые села есть из разбойников и душегубов. Сплошь убийцы, от мала до велика. Такое у них наследственное сельское ремесло, веками, – всех прохожих резать. Есть и людоеды, натуральные. И тоже целыми деревнями. Не слыхали?

– Слышать-то слышал, – скептически отозвался Яковлев. – Но самому такие деревни наблюдать не приходилось, хотя я коренной сибиряк. Ежели и есть такие, так только где-нибудь в глуши. Но чтобы рядом с большим городом? На бойком месте? Тем более, в его селе чехи хозяйничают.

– А шляпа? – не соглашался матрос. – Шляпа у него не мужицкая. С какого-нибудь несчастного еврея содрал. С раввина.

– Как он вас напугал, однако, – усмехнулся Яковлев. – Вы, наверное, не видели, какие шляпы на самом деле носят раввины. Нет, дорогие мои друзья. Вы заметили, как он перекрестился?

– А как? – спросил матрос.

– Двумя перстами. Так что не варнак, а самый настоящий кержак. И не просто кержак, а беспоповец. Мало того, начётчик.

– Кержак? Это вы про раскольников, товарищ комиссар? – спросил матрос.

– Именно. Много их в Сибири, и на Урале, и дальше. Бежали двести лет назад и позже от церковного начальства и от царских карателей. Но от веры предков не отступили.

– А почему беспоповец? – заинтересовалась Новосильцева. – Помнится, в разведупре что-то преподавали про раскольников, но нормальная женская голова таких сложных материй не удерживает.

– Кержак? – переспросил матрос. – Верно, от слова «крыж», крест, значит, папский, католический.

– Ну, коль скоро вы заинтересовались… Для начала: сами себя они называют старообрядцами. А раскольниками называют нас с вами. Всех, кто принадлежит к официальной православной церкви.

Матрос удивлённо пожал плечами:

– А нас-то за что? От чего мы, Василий Васильевич, откололись? И Евдокия Федоровна? Она-то почему раскольница?

– Дело давнее. Ещё при царе Алексее Михайловиче заварилось, отце Петра Первого. Тогда затеяли царь и патриарх Никон церковную реформу. От неё Россия до сих не опомнилась.

– Креститься двумя или тремя пальцами? – скептически усмехнулась Новосильцева. – Из-за такой чепухи раскол?

– Не скажи, Дуняша… Три перста или два – только повод для спора. Смысл раскола гораздо глубже.

Он набил трубку и зажёг, распространяя вокруг медовый аромат дорого табака.

– Может, двинем дальше? – предложила Новосильцева. – По дороге и расскажешь.

Запротестовал матрос:

– Вам-то, Евдокия Фёдоровна, хорошо по дороге. А я ничего не услышу. Пусть товарищ комиссар перекурит, заодно расскажет, а мы послушаем.

– Хорошо, – согласился Яковлев. – Попробую коротко. Тем более, и сам знаю не много. Итак, время от времени наших монархов охватывала одна идиотская идея: захватить Средиземноморские проливы, освободить Стамбул от турок и создать гигантскую империю – Греко-Российскую, включив в неё историческую Византию с Константинополем.

– В большой и сильной стране всегда лучше жить, чем в маленькой и слабой, – заметила Новосильцева.

– Большая – не всегда «сильная», – возразил Яковлев. – Одна такая большая только что на наших глазах развалилась. И главные беды от этого ещё впереди. На очереди ещё одна большая империя – Австро-Венгрия. А что вы думаете, Павел Митрофанович?

– Думаю… думаю, что Европа никогда не даст России захватить Босфор и Дарданеллы. Другое дело, после мировой революции. Тогда и вся Европа, и Азия будут советскими. Для трудящихся Земли все проливы будут открыты. Не надо ничего захватывать – пользуйся на здоровье!

– Вы точно подметили, Павел Митрофанович, – согласился Яковлев. – В своё время Николай Первый только намекнул, что хорошо бы разделить помирающую Турцию между европейскими державами, а проливы отдать России, как тут же получил Крымскую войну. Плохо для Николая Палкина кончилась… Но его прадед Алексей Михайлович, думал, что проливы получит без труда. Для этого надо, чтобы балканские страны вошли в состав России. И не все, а только православные. И для начала нужно устранить все различия в церковных службах и обрядах разных стран. Такую реформу яростно взялся проводить патриарх Никон. Он спал и уже видел себя этаким православным Папой Московским. Приказал исправить все русские богослужебные книги по греческому образцу, изменить некоторые обряды и службы. Самое известное: до Никона русские и некоторые другие православные осеняли себя двоеперстным крестным знамением. А стамбульские греки, неизвестно от кого, переняли три перста. Народ, по крайней мере, изрядная часть его, от этой реформы отшатнулся. И дело было не двуперстии и тому подобных вещах. Люди смотрели глубже и правильно разглядели опасность. Новые реформы неминуемо вели к смене всего уклада жизни. Например, для староверов, тогдашних и нынешних, смысл жизни в труде. Дескать, Господь трудился, и мы должны.