Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

– Что это, Иван Ильич? Что это было? – обескураженно спросил он. – Что?! – крикнул на весь зал.

– Новый роман Дюма, – невозмутимо констатировал Яковлев.

– Какой ещё Дюма! – стукнул капитан кулаком по столу. – Моя жизнь! Собственная! Не придуманная!..

Пожав плечами, Яковлев сказал холодно:

– Значит, вы так ничего и не поняли.

– Что тут ещё понимать? – оскорблённо вскричал Мейбом.

– Воюете, ничего не понимая ни в жизни, ни в людях, – отчеканил Яковлев. – Даже свою любовь – видно, сильную, настоящую, убили, будто муху по стеклу размазали. Только не уверяйте, что вы страдали. Страдать – удел и неотъемлемое свойство нормального человека, а не машины для убийств. Машина не рассуждает. Есть в русском языке слова «честь», «достоинство». Знаете такие слова? Не знаете. Приказал командир истребить людей, сдавшихся на вашу милость, – вы молотком усердно раскалываете пленным черепа. Средневековый палач, а не русский офицер. Да что там! Русский офицер хладнокровно, своей рукой порешил любимую женщину, которая ему была дороже жизни, – так он уверял. Но не задумался, какое горе заставило Верочку Одинцову стать Красной Машкой. Не попытался спасти её от неё же самой! И уж совсем не захотел её понять. Но я-то вас хорошо понимаю, капитан! У вас, как и у большинства наших коллег, просто нет навыка шевелить мозгами. И понимаю также, почему: непосильный труд. Скажу больше: с недавних пор я понял, почему для многих так привлекательна военная служба. Не надо работать головой. Вся мудрость жизни записана в уставе строевой службы. Голова пустая до прелести, полный комфорт. Такие вот, как вы, и профукали Россию.

– Да как ты смеешь, английский холуй!.. – захлебнулся ненавистью Мейбом. – Кто тебе, скотина, дал право лезть своими грязными сапогами мне в душу?!

Он вскочил, лицо его налилось кровью.

– Поучать? – взревел Мейбом. – Меня, боевого офицера, тыловая крыса – поучать?! Продал совесть иностранцам, напялил мундир цвета слоновьего дерьма и что – поумнел? Или ты приказы своих начальников не выполняешь?.. Выполняешь, иначе с тебя давно погоны содрали бы!.. – капитан фыркнул и резко сел; схватил рюмку, но обнаружил, что она пустая. – Ты мне скажи, почему ты не на фронте в наших войсках? Дезертировал в чужую армию! Знаю, знаю, что скажешь: перешёл к англичанам, чтоб стать европейцем. Надоело тебе жить в хлеву с русскими свиньями. Заела тебе век лапотная Россия. Так и я тоже не хочу жить в хлеву с русскими свиньями – уж очень они на тебя похожи. И живу среди русских людей, а не свиней! – с ненавистью закончил Мейбом, схватил графин и, не глядя на Яковлева, налил себе водки, и опрокинул чарку одним глотком. Вслед за ней отправил вторую. И не закусил, только судорожно глотал слюну.

Яковлев, подчёркнуто не замечая выпада, медленно взял графин и невозмутимо налил капитану ещё одну. Потом себе, но поднимать рюмку не торопился.

– Не надо горячиться, штабс-капитан, – произнёс он примирительно. – На нас уже смотрят. Особенно, вон те господа. Могут заинтересоваться, отчего вы нападаете на офицера британской миссии. Не знаю, как вы, но в мои планы не входит близкое знакомство с ними.

Мейбом повернул голову и увидел у входа в зал патруль – два чешских легионера, два казака и русский поручик. Офицер тихо разговаривал с метрдотелем и одновременно цепким взглядом рассматривал сидящих в зале. Поймав взгляд Мейбома, уставился на штабс-капитана.

Штабс-капитан, не спрашивая разрешения, схватил портсигар Яковлева, вытащил папиросу и стал прикуривать, ломая спичку за спичкой.

Яковлев невозмутимо вытащил из кармана зажигалку, щёлкнул и поднёс огонь капитану. Тот жадно затянулся несколько раз.

– А что до моих жизненных обстоятельств, уважаемый Фёдор Фёдорович… Не так они интересны и важны, чтобы тратить время на разговоры. Скажу главное: так у меня сложилось. В начале был не мой осознанный выбор, а чистый случай. Исторически, впрочем, обусловленный. Чаще всего так и бывает: сначала подчиняемся случаю, а потом врём сами себе, подгоняем под него аргументы. Почему Вера Одинцова оказалась среди ваших врагов, она вам объяснила. А вот почему вы стали её врагом? Честно говоря, понять не могу, как вы оказались именно в белой армии, а не в красной или английской.

Капитан некоторое время пыхтел, шевеля ноздрями, взял чарку и сказал ворчливо и почти примирительно:

– Не ваше это дело! Жалею, что вообще подсел к вашему столу, мистер английский майор. Я вам могу сотни соображений привести. Одного достаточно: мне слишком не нравится жидовская харя Троцкого, чтобы служить под его началом. А Ленина и его шайку я ненавижу за то, что они продолжают дело Керенского, разваливают Россию дальше. Или… сами можете придумать любые доводы, и все они будут верными и лживыми одновременно. А если по-честному… Тут случайность. Чистая. Россия раскололась надвое, и ты воленс-ноленс обязан выбрать только одну из сторон. Я оказался на белой стороне. Почему, и сам сначала не понимал. Потом дошло: среди белых привычнее, они – свои, все при погонах. Просто не захотелось мне искать новых друзей среди «товарищей», повторять, как попугай, новые молитвы новых попов, то есть красных комиссаров… Но заявляю: окажись я под красной звездой, воевал бы так же – на совесть. И белых пленных тоже не пощадил.