Ермаков примирительно поднял руки.
– Ну-ну, Юровский, не кипятись! Мы же свои люди. Зачем на ссору нарываться? Только врагам на радость.
– Вот и я думаю: зачем? – безо всякого выражения в голосе произнес Юровский. – Так что ты насчёт холодного оружия?
– Какого?
– Кинжалов, какого же ещё! – вмешался Кудрин. – Мы знаем, кто на какой кровати спит. Давайте определимся.
– Мне – царя! – потребовал Ермаков. – Николай Кровавый и последний обязан получить своё возмездие от карающей руки уральского пролетария!
– Нет, мне! – неожиданно возразил Кудрин.
– Да тихо вы! – прикрикнул на них Никулин. – Разорались… Нашли о чем спорить.
– Тебе-то за что? – пьяно разъярился Ермаков на Кудрина. – Какие у тебя такие заслуги перед советской властью? Может, ты за неё кровь пролил, как я? Нет, ты штаны протирал по конторам, когда я погибал под эсеровскими пулями! Я комиссар Верхне-Исетска, меня народ знает и уважает, рабочий класс любит, а ты – конторская крыса!..
– Прекратить! – загремел Юровский, и Ермаков вздрогнул. – Бабы базарные! А от тебя, сынок, я не ожидал… – сказал он Кудрину. – Так, прекращаем споры. Бросим жребий.
Он взял семь листков бумаги, написал семь имён, скрутил в трубочки, снял с гвоздя свою кожаную фуражку, положил в неё свёрнутые бумажки, подбросил несколько раз и предложил Ермакову: – Начинай!
Ермакову, как ни странно, достался Николай, Кудрину – императрица, Никулину – Татьяна, Медведеву – Алексей, Юровскому – Мария.
– Осталось двое, – отметил комендант и приказал Никулину: – Сынок, приведи Кабанова. А ты, Павел, приведёшь ещё одного человека из своих. Сходи заодно в охрану, принеси семь револьверов.
– Зачем?
– На всякий случай. У тебя кинжалы есть? То-то.
Медведев вскоре вернулся с револьверами, с ним пришёл начальник группы пулемётчиков Кабанов.
– Вот что, сынок, – сказал пулемётчику Юровский. – Нужно освободить ваше помещение. Убери там, вынеси всё – кровати, пулемёты… В общем, оно должно быть пустым.
– Совсем пустым? – спросил Кабанов.
– Совсем. Даю тебе полчаса.
– А куда перенести?
– Да куда хочешь, – ответил Юровский.
– А обратно?
Юровский отрицательно покачал головой.
– Так что? – спросил Кабанов. – Мы теперь и не нужны будем?
– Сегодня закрываем лавку.
– Ах-ха… – понимающе выдохнул Кабанов.
– Пошли, посмотрим твою комнату, сынок!
Через полчаса Юровский вернулся.
– Ну что? – спросил Ермаков.– Что ещё надумал?
– Ничего хорошего у нас не выйдет с кинжалами. Получится скотобойня. И где взять тех кинжалов. В общем, я принял решение: расстрел. Сейчас Кабанов освободит помещение. Там исполним.
– Надо посмотреть, – озабоченно сказал Ермаков.
– Пойдём.
– Ну что ж, – огляделся Ермаков. – Неплохо.
Они стояли в небольшой сводчатой комнате, с полосатыми обоями. Потолок каменный. Никулин щёлкнул выключателем, под потолком тускло загорелась пыльная лампочка. В помещении было единственное окно, забранное снаружи решёткой. Оно было вторым от угла дома, наполовину возвышалось над уровнем тротуара и выходило на Вознесенский переулок.
Никулин подошёл к окну, осмотрел его и сказал.
– Если перед окном поставить автомобиль, никто не увидит. А запустить мотор, не услышит.
– Верно, сынок, дело говоришь, – одобрил Юровский.
– Охрану я уже предупредил, – сказал Медведев.
Юровский подошёл к правой стенке и увидел ещё дверь. Он стукнул в неё кулаком.
– А что здесь, Павел Спиридонович? – спросил он.
– Какая-то кладовка, – ответил Медведев.
– Хорошо, – удовлетворённо сказал Юровский. – Подходит.
Они снова поднялись в комендантскую.
– До полуночи все свободны, – приказал Юровский. – Пределов дома не покидать! Вот ещё что, Павел Спиридонович, – обратился он к Медведеву. – Нас получается шестеро. Думаю, для верности надо, чтобы на каждого приговорённого у нас было по два исполнителя. Включи из команды восьмерых. У тебя там латыши – вот их и возьми.
– Латышей только двое. Остальные венгры.
– Веди, кого хочешь.
В половине одиннадцатого в доме Ипатьева появился Голощёкин.
– Докладывай! – сказал он Юровскому, усаживаясь за его стол.
– Докладываю. Все идёт нормально, – ответил комендант. – Рассчитано и подготовлено. Ждём только сигнала от Белобородова. И постановление.
– Как люди?
– Тоже нормально. Только твоя знаменитость Ермаков… В нём я не очень уверен.
– Почему? – удивился Голощёкин.
Читать дальше