Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

– Вышло… – с трудом выговорил Яковлев. – У нас вышло? – повторил он громко и даже с отчаянием. – Это у меня так вышло. Моя ошибка, моя глупость!..

– Как же вы ошиблись, товарищ комиссар? В чем? Всё же предусмотрели.

– Всё предусмотрел глупец Мячин, только мелочь упустил.

– Мелочь?

– Мелкую мелочь! Пустяковую! Изменившую только что историю России. И наши с вами жизни.

– Не могу понять…

– И я не понимаю. Так опростоволоситься! Скажите, в котором часу мы вышли на позицию к дому Ипатьева?

– В полночь без четверти, тик- в-тик. Я по своим проверил.

– Полночь – да! Только какая полночь?

Матрос, не понимая, что от него хочет Яковлев, скользнул взглядом по светящимся часам комиссара.

– На ваших теперь первый час.

Он вытащил из пистона свою луковицу «Павел Буре»:

– И на моих – вроде секунда в секунду…

– Нет, Павел Митрофанович… Не первый час ночи сейчас, а четвёртый час утра! Время-то… Время советская власть сдвинула вперёд! На три часа. Чтоб народишко пораньше ложился и пораньше вставал, а не вылёживался на полатях.

Матрос остановился и покачал сокрушённо головой:

– Кто бы мог подумать…

– Я!.. – выдохнул комиссар. – Я мог! И должен был подумать! Не подумал, хотя именно для этого мне была дана голова. Решил, что никого на свете нет умнее Константина Мячика, боевика-экспроприатора. И теперь придётся ответить за всё. Точнее, за всех. Так и заметьте себе для памяти: из-за преступной глупости боевика Константина Мячина, он же комиссар Яковлев, была расстреляна русская семья, ни в чем не виноватая перед советской властью, не нарушившая ни одного советского закона и потому для власти трудящихся не опасная. Семья гражданина Романова, бывшего императора, который добровольно отрёкся от власти, так как поверил, что отречением сохранит в России внутренний мир. Его убедили сделать так сначала близкие родственники, потом изменивший присяге генералитет и февральские узурпаторы власти. И все обманули. А советская власть во главе с Лениным пообещала Романовым жизнь. Только жизнь и ничего больше. И тоже обманула.

– Ленин-то здесь каким боком? Зачем недавно от Ленина приезжал в особняк сам командующий Сибирским фронтом товарищ Берзин? – возразил Гончарюк. – Проверил, что Романовы живы, а Белобородову с Голощекиным пригрозил: чтоб ни волос с голов арестованных не слетел.

– Теперь один чёрт. Наплевать, чего хотел Ленин, а чего не хотел! И кого куда он присылал. Судят не по намерениям. А по результатам.

– Так что же нам теперь?.. – потерянно спросил матрос.

– Не знаю, друг мой… – ответил Яковлев неожиданно усталым голосом. – Понятия не имею.

Они остановились в проулке, где ждали автомобили.

Комиссар молчал, мрачно глядя на колеса паккарда. Матрос вообще отвернулся. Все напряжённо ждали. Наконец, по лицу Чудинова скользнула невесёлая усмешка: он начинал догадываться.

– Что-то не так? – спросила Новосильцева. – Василий Васильевич! Случилось что-то?

– Случилось. Мы опоздали.

– В другое место их перевели? – спросил Чудинов с той же вызывающей усмешкой проигравшего: он знал ответ раньше, чем услышал.

– Сейчас как раз и перевозят. В другой мир.

В тишине Новосильцева коротко охнула. Помолчав, спросила, глядя Яковлеву в глаза:

– Уверен?

– Полный грузовик мертвецов. Мальчика последним загрузили. Кажется, он тебя ангелом называл? – и, не дождавшись ответа, продолжил с горечью: – Значит, и ангелы не всегда успевают, крылатые. Не то, что мы, грешные.

– Дела, дела… – покрутил головой матрос.

– Ну, всё! – комиссар хлопнул ладонью по тёплому капоту паккарда. – Панихида закончена.

– Какие распоряжения, Костя? – спросил Зенцов.

– Всё кончено! Вся команда свободна! Совсем! Операция отменена, за невозможностью выполнения. Остаются только водители легковых авто и товарищи Гончарюк с Новосильцевой.

– Что задумал, Константин? – спросил Чудинов.

– Надо проследить, куда вывозят трупы. Товарищи водители! Сейчас же выдвигаемся вслед за грузовиком. Дистанция максимальная, только чтобы не терять направления. Фары не включать, ходовые огни тоже.

Свет белой ночи был тонок и неверен – и в городе, и за городом. Но когда автомобили комиссара выехали на дорогу к Верхне-Исетску, её длинная белая полоса прекрасно была видна в ночном полумраке.

Однако за городом, после железнодорожного переезда, начался Чёрный лес. Он стеной стоял справа и слева от шоссе, и легковые авто оказались в полной темноте.