Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

Ново-Тихвинский женский монастырь. Около 1918 г.

– А какие работники в наших мастерских? Сёстры – вот работники. Всё их трудами.

– Нет, матушка, я говорю вообще про эксплуататоров, а ваши мастерские – так, к слову, – чуть отступил Гузаков и тут же снова нажал. – Отобрать у эксплуататоров средства производства – разве это не справедливо?

– И где ж ты, такой быстрый, у нас есплутаторов отыскал, в каком огороде выкопал? – рассердилась схиигумения. – Сёстры сами и образа пишут, и вышивают, и землю пашут, сеют, жнут, за скотиной ходят… Вот ещё научились светом картинки творить с Божьей помощью. Мы ничего не прячем и в карман себе не кладём. В наших монашеских облачениях даже карманов нет.

– Но вы же работникам не платите, – продолжал вкрадчиво терзать настоятельницу Гузаков. – Тут можно увидеть эксплуатацию.

– Кому платить? – раскраснелась мать Магдалина. – Сёстрам? Послушницам? Невестам христовым деньги ни к чему. Всё, что от торговли, идёт на содержание обители, на прокормление, на разные материалы, на инструменты, на подаяния… В одну только больницу для бедных две тысячи в год отдаём! Золото покупать надо для вышивки? Надо. Ты, что ль, нам золотую нить дашь? Не дашь. А кто даст? Никто. Сам же признался – вы только отбирать навострились. Вот открой сам мастерскую да запусти, а потом думай, как у самого же есприацию делать. У нас другая награда за труды. Доходы наши – там они! – она решительно указала на потолок. – Один Господь их считает.

И поскольку Гузаков промолчал на это, добавила чуть мягче:

– Не понять тебе, милок. А почему? Потому как от церкви отбился. Пожалеют ещё твои большевики, накажет вас Бог за небрежение Святой церковью Христовой.

– Разве только одни большевики перестали в церковь ходить? А дворянство? Ещё раньше сплошь в атеисты подались, – не сдавался Гузаков. – Взять хоть графа Толстого…

– Граф Толстой отлучён за ересь, – строго перебила схиигумения. – И не навсегда, а до времени, чтоб поумнел и отрёкся от грехов и заблуждений. Перед смертью покаялся граф. В Оптину Пустынь ездил грехи замаливать и прощения у Господа просить.

– Там у него сестра в монахинях была, кажется, – заметил Гузаков. – Вот и ездил навестить.

– Может, и сестру заодно проведал, – не стала возражать мать Магдалина. – Чего же сестру не повидать-то, раз из дому сбежал, жену и детей бросил!

– Но, матушка, согласитесь, в церкви сейчас всё не так, как ещё недавно. Вы ходили на народное шествие по случаю Первого мая, праздника солидарности всех трудящихся мира?

– Мы только крестным ходом ходим. А ваши не признаём, потому как мирские затеи, – поджала губы настоятельница. – У монастыря свой устав, не про вас писан.

– А напрасно не пошли! Увидели бы интересное, – весело заявил Гузаков. – Первого мая в общей праздничной колонне трудящихся Екатеринбурга шагала целая группа, двадцать, наверное, душ церковных работников – священники, дьяконы, протодьяконы… И все в праздничных облачениях. Несли клирики кадила, образа, хоругви. А ещё и транспарант несли, вполне мирской. Написали на красном кумаче белыми буквами: «Да здравствует Свободная Православная Церковь – Дочь Трудящегося Народа!»

– Так и что? – фыркнула настоятельница. – Мы все из трудящегося народа, никого из богатеев здесь, да по другим приходам, нет. Сама я из купеческой семьи. Но скажу тебе, милок, чтобы ты хоть чуть поумнел: никогда ни родитель мой, ни братья шкуру с народа не драли. Выгоду искали, без того купечества не бывает. Но не драли, как другие. Дед мой и вовсе из крепостных. Вот что тебе скажу: будете церковь притеснять – вашей власти аукнется, Бог накажет, народ от вас оттолкнётся. Сам-то крещёный? – вдруг спросила мать Магдалина.

– Как же по-другому? – развёл руками Гузаков.

– Вишь, нельзя по-другому, кто ж тебя иль твоих детей оберегать будет, помогать в жизни, наставлять, давать надежду жизни вечной? Партия твоя безбожная, что ль, веру даст?

– Партия, конечно, веру в Бога не даст. Но и у нас, среди большевиков, тоже есть люди с духовным образованием, которые…

П. В. Гузаков

– Друг сердечный Петер! – вмешался Яковлев. – Оставь матушку в покое. Не вовремя твоя агитация. Забыл, кто у кого в гостях?

Гузаков виновато-добродушно улыбнулся:

– Простите, матушка, если что не так сказал или не вовремя.

– Бог простит, – отрезала схиигумения.

– Ручаетесь? – лукаво прищурился Гузаков.

– Товарищ Гузаков! – нетерпеливо повысил голос Яковлев. – Помолчи, наконец.