Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

– Будет тебе такой спец! – весело пообещал Свердлов. – Товарищ Подвойский подойдёт?

– Николай Ильич? Председатель военно-революционного комитета?

– А чем тебе плох?

– Но… я слышал, что именно Подвойский только что назначен командующим. Или нет?

– Вчера – был, – согласился Свердлов. – А сегодня мы переиграли. Командующий – ты, а Подвойский твой консультант и советник.

– Подвойский – консультант? – с ещё большим сомнением произнес Яковлев. – Так ведь он совсем не военный человек. Помнится, Николай Ильич в духовной семинарии учился. И закончил ли? Потом партийные газеты выпускал, в издательствах работал…

Он посмотрел вопросительно на Ленина, но тот продолжал упорно изучать готический шрифт на корешках книг. Почувствовал взгляд Яковлева, быстро глянул на комиссара и нетерпеливо передёрнул плечами. И Яковлев понял: слова не нужны, всё решено, не трать времени впустую. От Ленина помощи не будет. Мало того, Ленин, демонстративно хмурясь, подошёл к вешалке. Снял своё летнее пальто и стал одеваться, медленно и тщательно застёгивая пуговицы.

– На месте разберёшься, кто учился и чему, – нетерпеливо заявил Свердлов. – Ещё тебе будет помогать товарищ Антонов-Овсеенко. Он присоединится к вам через три-четыре дня. А ты отправляйся немедленно. Мандат твой готов, получишь у Горбунова.

Дурные предчувствия оправдались в первый же день после прибытия на фронт. Теперь Яковлев окончательно понял, что его просто отодвинули с глаз долой подальше от Кремля. Это было второе унижение после екатеринбургского.

Подвойский наотрез отказался ему подчиняться. Наоборот, сам потребовал от Яковлева безусловного подчинения. Не появился и товарищ Владимир. У Антонова-Овсеенко оказались дела более важные и совсем в другом месте.

Второе унижение и второй удар лично от Свердлова. Первый был в прошлом году. Тогда Свердлов назначил Яковлева военным комиссаром Урала. Но, прибыв в Екатеринбург, Яковлев застал в должности… Голощёкина, назначенного днём раньше. И тем же Свердловым.

Тогда Свердлов извинялся, уверял, что вышла случайная ошибка, путаница. Время такое, тяжёлое, Яковлев должен понять. В новом советском государственном аппарате уже обнаружилась старорежимная зараза – полный бюрократизм. Никто ни за что не хочет нести ответственность. И, примирения ради, Свердлов предложил Яковлеву заняться хлебозаготовками. Когда же Яковлев пригнал из восточных губерний в Петроград и потом в Москву несколько эшелонов с зерном, Свердлов и Ленин отправили его в Тобольск.

Теперь он окончательно убедился, что другого выхода у него нет: надо играть свою игру.

Выправив в штабе фронта документы, которые сам и подписал и скрепил печатями, Яковлев связался со своими товарищами по боёвке Зенцовым, Чудиновым и Гузаковым. Потом доложил Подвойскому, что отправляется в инспекционную поездку по фронту.

– Поезжай, – равнодушно сказал Подвойский. – Только не лей там крови.

Он намекал на недавнюю командировку, когда Яковлев сместил с должности и арестовал командира 1-го Уральского пехотного полка Василия Блюхера за рукоприкладство. Подвойский восстановил Блюхера в должности уже на другой день. Правда, мордобой в полку прекратился.

Бронепоезд из четырёх блиндированных вагонов «соломенного» командующего, тайно оставил расположение Самаро-Оренбургского фронта.

Оставив поезд на станции Екатеринбург-II, Василий Яковлев ночью отправился в Ново-Тихвинский женский монастырь. Здесь его уже ждали Зенцов, Чудинов, Гузаков и Новосильцева с матросом Гончарюком.

Несколько дней ему понадобилось для встреч со своими людьми, тоже уфимцами, бывшими членами боёвки. Одни служили в местном Совдепе, другие в чека, в военном комиссариате и на телеграфе. После чего приступил к тщательной разработке операции. Как всегда, дерзкой. И самой важной в его жизни.

Разостлав на столе газету, Новосильцева поставила на неё склянку с жёлтым оружейным маслом, два крошечных ёршика – жёсткий и мягкий – и клочок ветоши. Быстро разобрала никелированный бельгийский браунинг FN M1910 с обоймой на девять патронов и принялась его чистить. Несколько раз останавливалась, прислушиваясь к звукам в коридоре. Кельи изнутри не запирались, и не хватало, чтобы кто-либо из монахинь увидел сестру Георгию не только с дорогими часиками, но и с пистолетом. Хотя все сёстры, безусловно, видели, что монахиня она странная. Пропускает службы, не знает многих молитв, не знает устава монастырской жизни. Уходит из обители и возвращается, когда хочет, часто без ведома схиигумении. Некоторые доносили на неё матери Магдалине, но схиигумения доносы сразу пресекла и запретила любые разговоры о необычной монахине. Скоро Георгия вместе с послушницами Антониной Трикиной и Марией Крохалёвой была назначена носить с монастырской фермы еду в ипатьевский особняк для арестантов Романовых. Причём, если послушницам настоятельница велела ходить в дом Ипатьева в мирском, чтобы не возбуждать безбожников из охраны, то загадочная сестра Георгия будто с вызовом ходила в монашеском. В первый её приход охранники пытались к ней приставать и похабничать, но увидели во взгляде монахини нечто такое, что живо отвадило самых весёлых и дерзких. От сестры Георгии исходила явная и совсем не христианская угроза.