Меня такой план удивил. Уж очень он напоминал романы Дюма. Я не мог понять, почему всё это надо проделывать днём, когда вся охрана на ногах, а не ночью, когда наверняка большая часть охраны спит. И как можно незамеченным пробраться в алтарь церкви? На мои сомнения генерал ответил: окончательный план мы сами должны составить на месте.
Итак, в Тобольск отправились поручик Соколов, то есть я, и поручики Михайлов и Григорьев, а с нами тот самый тобольский курьер фамилией Рыбников. Общие задачи: наблюдение, вхождение в связь с местными монархическими организациями, выяснение их боеспособности. Мне поручалась разведка дома, где заключён Государь, численность охраны, её расположение… Поручику Михайлову обеспечить средства передвижения. Поручику Григорьеву – разведка и подготовка захвата телеграфа. Позже в Тобольск прибудут триста гардемаринов во главе с полковником Николаевым для вывоза Государя и Семьи за границу.
Мы разошлись, обсуждая дальнейшие шаги. Решили для придания себе «демократического» вида не бриться и позаботиться о надёжных документах. На наше счастье, убегая из полка, мы захватили пустые бланки с печатями – с полковой и с комитетской. Документы и отпускные билеты в Тобольск на солдат стрелкового полка 1-й кавалерийской дивизии Соколова, Михайлова и Григорьева скоро были готовы.
6 января нам выдали полный комплект солдатского обмундирования, начиная от белья из бязи, и по 2000 рублей «керенками» на каждого. Епископ Нестор благословил нас иконой Божьей матери, и мы простились.
В Москве было неспокойно. Всюду патрули, но наш «товарищеский» вид был лучшим пропуском. На вокзале с мешками за спиной мы мало отличались от толпы демобилизованных и дезертиров.
Поезд был взят штурмом. Благодаря тому, что мы держались вместе и дружно работали локтями, нам удалось на троих занять боковую полку. Рыбников поместился в ногах.
Вагон был набит битком. В одно только наше отделение влезли больше тридцати человек. Наконец, после двухчасового стояния, поезд дёрнул с места под крики «Крути, Гаврила!», и под солдатский свист мы тронулись.
Тащились еле-еле. До Ярославля – сутки, до Вологды столько же. Воздух в вагоне был невыносимый, и я, несмотря на протесты соседей, выбил окно. Дышать стало легче, но выбитое окно сделалось дверью для всего нашего отделения, и через наши головы на всех остановках то и дело сновал народ.
Разговоров о поездке мы избегали. И лишь при пересадке в Екатеринбурге во время ожидания поезда начали расспрашивать Рыбникова, как лучше устроиться в Тобольске.
Рыбниковы, как оказалось, жили в гостинице, причём почему-то под чужой фамилией. Я сказал, что гостиница нам не подойдёт, там ничто не пройдёт незамеченным. Наиболее удобным казалось найти квартиру у кого-нибудь из надёжных членов монархической организации. Мы также расспрашивали, у кого из местных монархистов имеются лошади. Рыбникова наши расспросы почему-то раздражали. С приближением к Тобольску он стал более самоуверен, на вопросы не отвечал и, наконец, заявил, что всё остальное нам расскажет брат, потому что за время его поездки в Москву многое могло измениться. И, желая переменить разговор, Рыбников начинал рассказывать, как им весело живётся в Тобольске, о балах, танцах, о своих сердечных победах. Встретив наше неодобрение, он обиженно замолчал почти до самого Тобольска.
В Тюмень прибыли поздно вечером. Лошадей решили найти утром и отправились искать гостиницу похуже.
Расположились вчетвером в одном номере. Хозяин подозрительно осмотрел нас и заявил: «А вы – не солдаты!» Не помогли, стало быть, наши новые бороды.
Следующее утро прошло в поисках лошадей, и часа в два мы уже катили на тройке к Тобольску.
От Тюмени до Тобольска почти триста вёрст – восемь перегонов. И тут оказалось, что все рассказы Рыбникова о готовых лошадях – сплошной вымысел. Рыбников даже не знал места перемены лошадей.
Сообщение с Тобольском держат тюменские ямщики, их несколько компаний – «верёвочки», так они себя называют. Ямщик из Тюмени передаёт своего пассажира по своей «верёвочке» из рук в руки. Места передач и перемены лошадей у всех «верёвочек» одни и те же.
Ехать было холодно, шинели и коротенькие полушубки согревали нас мало, но всё же ночью мы задремали в санях. Нас разбудил ямщик: проезжали Покровское, родину Распутина, и мужик счёл долгом указать нам дом старца. В темноте рассмотрели его плохо.
Вечером часов около восьми четырнадцатого января приехали в Тобольск. Рыбников отправился к брату в гостиницу, а нас ямщик отвёз на постоялый двор на окраине города.
Читать дальше