Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

Семье, которая, за исключением императрицы Аликс, всегда умела найти общий язык с простыми людьми, удалось скрыться среди толпы и слиться с серой массой народа. Может быть, им повезло, может быть, их случай похож на то, что произошло с Александром I, который, как предполагают, умер не царём, а безымянным монахом в монастыре в глубине огромной России.

Николай II не мог уехать за границу, и, может быть, его собственная страна предоставила ему тайное убежище. С его тягой к народному обожанию и мистике, вполне вероятно, что такое могло произойти. Много пишется и говорится о судьбе царской семьи. Но хорошо ли, плохо ли развивались события, я верю в то, что, во всяком случае, они были вместе.

Через несколько лет после их исчезновения появился слух, что одна из дочерей, великая княжна Анастасия, живёт в Берлине…

Вскоре после прибытия в Англию вдовствующая императрица и королева специальным поездом отправились в Лондон, где они были встречены принцем Уэльским. Английский король был болен в эти дни, и не мог присутствовать. При этом я был свидетелем одного события, которое оставило у меня глубокое впечатление.

Принц Уэльский был в утреннем костюме, но в связи с получением сообщения о смерти царя, которое обошло весь мир, у него на левой руке была траурная повязка.

Когда императрица её увидела, то спросила, по кому он носит траур. Он ответил, что по её сыну, русскому императору, и по его семье.

Императрица была крайне взволнована и прямо на вокзале сорвала траурную повязку у своего племянника, наследника трона. Было ясно, императрица хотела этим подчеркнуть, что она не верила и не хочет верить в сообщения об убийстве императорской семьи. Я внутренне убеждён, что императрица вплоть до своей смерти сохраняла не только надежду, но также и веру в то, что она опять увидит императора.

Известие о том, что императрица сорвала траурную повязку с руки принца, очевидно, молнией облетело дворец, так что, когда мы приехали, ни у кого не увидели черных повязок на руках. А на торжественном вечернем приёме двор был не в трауре, а при полном праздничном параде.

Если мы, лейб-казаки Поляков и я, и заслужили отпуск после крымского периода, когда мы в течение двух лет выполняли обязанности лейб-казаков и камердинеров одновременно, то получили его в полном объёме в течение тех двух месяцев, пока императрица была в Лондоне. Большую часть времени их величества были вместе, и в нас не было потребности. А мы могли гулять и наслаждаться жизнью.

Великая княжна Анастасия – последний прижизненный снимок. Очевидно, Тобольск, весна 1918 года

НОЧЬЮ ПОЕЗД остановился. От тишины и внезапной неподвижности Соколов проснулся. Поднялся с дивана и, потягиваясь, подошёл к окну.

В зимней тяжёлой тьме ничего не разглядеть. Ветер бросал в оконное стекло пригоршни крепкого снега. Потом кто-то обронил на чёрную реку ночи оранжевую каплю. Огненная точка увеличивалась, мигая, взметнулась языком пламени и вдруг взорвалась обширным огнём.

Осветились несколько крестьянских изб и группа крестьян, согнанных в кучу. В неверном свете Соколов без труда разглядел чешских легионеров – они держали крестьян под прицелом винтовок. Другие чехи с горящими факелами в руках метались между домами и швыряли факелы на крыши. Берёзовая дранка вспыхивала сразу, видно, заранее облита керосином.

До Соколова донёсся детский плач, потом отчаянный бабий вой заглушил крики детей. Теперь пламя ярко осветило всё вокруг, снег превращался над огнём в мелкий дождь. Когда занялась огнём последняя изба, легионеры ударами прикладов отделили от смешанной толпы мужиков и молодых парней, передёрнули затворы винтовок. Сухо затрещали залпы. Женщины заголосили, закричали ещё громче, бросились на тела убитых, детский плач превратился в визг.

– Что это? – ошеломлённо выговорил Соколов.

Рядом тяжело вздохнул Степных.

– Санитарная обработка, Николай Алексеевич, – хмуро пояснил он.

– Что ты несёшь, подлец! – взвился Соколов. – Ты о клопах или о людях?

– Виноват-с, – смутился Степных и отступил на шаг. – Только так ноне о подлых человеках, мужиках и бабах, выражаются наш Верховный правитель и его любимый генерал Гайда со своими. Выжигают. Партизан.

– Красных?

– Всяких. Кто против белых и против красных.

– Значит, это партизан расстреляли сейчас? – передёрнул плечами, словно от внезапного холода, Соколов.