– Нет, господин следователь, – смело отрезала Агафонова. – Не надо так про него. Не такой Анатолий, чтобы из-за денег убиваться. Я спрашиваю: «Отчего же ты так волнуешься?» Он ничего не говорит, только головой качает сокрушённо. И слезы на глазах. Но я не отставала, мне самой тревожно стало. Брат собрался с духом и рассказал… Он рассказал такое… Такое… Мужу моему от того рассказа худо стало. А я вообще долго не могла в себя прийти…
Она замолчала.
– Продолжай, продолжай, Капа, – подбодрил Степных.
– Как бы опять хуже не стало…
– Не станет, – заверил Соколов. – Не забывай: твой рассказ не мне нужен, а закону.
– Стало быть… Стало быть, так. Он рассказал нам, что чекисты и латыши минувшей ночью убили Государя, его Семью, детей и прислугу, доктора и фрейлину.
– Как это было?
– Было так. Часу в третьем ночи… А по настоящему, дореволюционному времени, это было в первом часу… К Романовым пришли, где они спали, разбудили и велели спуститься в подвал – заманили их туда. Тут чекисты им сказали, дескать, скоро в Екатеринбург придёт враг, и потому они, все Романовы, должны быть убиты. И за этим стали стрелять. Государь и Государь были сразу убиты. Остальные только ранены – Наследник стонал, девушки страшно кричали, закрывали руками головы и кричали: «Помогите! Спасите!» Латыши их пристреливали, кололи штыками и добивали прикладами. Долго с фрейлиной возились, она всё бегала по комнате, закрывалась подушкой и громко молилась. Анатолий сказал, что на ней было тридцать две раны, а то и больше. Наследник отошёл, а княжна Анастасия оказалась живая, пряталась за матерью с отцом и притворилась мёртвой. Всё одно, латыши догадались и добивали её… – неожиданно Агафонова заплакала. – Деток жалко… не взыщите.
В тишине стало слышно, как за толстым окном пульмана зашуршал льдистый ветер, предвещая скорый буран.
– А твой брат… он в кого стрелял? – наконец, равнодушно, без тени интереса спросил Соколов.
– Он вовсе не стрелял. Там только латыши и чекисты были. Ещё мадьяры. Они и убивали. Брата моего, когда расстрел был, там совсем не было, а был он тогда в казарме и спал после дежурства. Разбудили его другие охранники, когда всё уже кончилось. У одного, кто всё видел, фамилия такая… насекомая… – она смущённо, словно извиняясь, улыбнулась. – Блохин… Или Комаров?
– Клещев, может? – подсказал Степных.
– Точно, Клещев, – обрадовалась Агафонова.
Соколов посмотрел на Степных. Тот кивнул
– Клещев, Дерябин и Лесников, – сказал Степных. – Всё с их слов.
– Что после убийства было?
– Анатолий сказал: одни замывали кровь на полу, другие уносили покойников.
– Куда?
– Про то не говорил. Думаю, и не знал… Вот всё, кажись.
– Подумай, может, ещё что вспомнишь.
Агафонова послушно наморщила лоб, часто замигала, теребя в руках платок.
– Ещё … – нерешительно произнесла она. – Ещё говорил, что в подушках охранники нашли брильянты, целую кучу. Больше ничего не знаю.
– Зачитайте и пусть подпишет, – приказал Соколов, передавая помощнику протокол допроса. – Я на минутку выйду, проветриться.
Он спустился по вагонной лестнице и огляделся. Повеял слабый ветерок, Соколов принюхался – в воздухе запахло речным льдом. Значит, где-то недалеко разыгрался буран и, судя по направлению ветра, скоро будет здесь. Но небо пока было совершенно чистое, и в нём дрожали огромные звёзды, переливаясь по краям радужными контурами.
Тяжело, словно огромное животное у водопоя, вздохнул паровоз. Соколов подошёл к машинисту и поздоровался.
– Когда сигнал трогать, гражданин следователь? – спросил машинист.
– Скоро. Подожди малость, – ответил Соколов.
– Чехи ругаться будут.
– Ничего, я им отвечу.
И вернулся в вагон, где Агафонова как раз подписывала протокол.
– Больше я не нужна? – спросила она, вставая.
– Да, Капа, ты свободна, иди, – сказал Степных. – Если у господина следователя больше нет вопросов.
Соколов качнул головой: нет.
– Так я пойду?
– Иди, иди.
Однако Агафонова не двинулась с места.
– Чего стоишь? – спросил Степных.
– Я… я… – запинаясь, начала Агафонова. – Тоже хочу спросить господина следователя… Можно?
– Ещё что? – удивился Соколов. – Ну, ладно, спрашивай.
– Анатолий… – умоляюще произнесла Агафонова. – Где он? У вас?
– Не у нас, но под арестом, – ответил Соколов.
– Так вы его выпустите? Он же не виноват совсем. Не стрелял, не мучил… Именем Спасителя нашего Господа Иисуса Христа молю: отпустите брата на волю, господин следователь. Нет на нем вины, нет крови. Не убивал он.
Читать дальше