Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

Усмехнувшись, Медведева ответила с таким видом, словно хотела сказать: дескать, вы всё равно ничего не поймёте.

– Женихом Павел был хоть куда. Все девки в селе на него заглядывались, а выбрал он меня. Чем приглянулась, уже не знаю… Наверное, потому, что и я его сильно полюбила… По профессии Павел сапожничал, а в последнее время, до Красной армии, работал на Сысертском заводе, выучил заводскую профессию. Охо-хо! – она задумалась. – Мне двадцать шесть лет сейчас. А мы с ним десять лет прожили душа в душу – как десять дней прошло. Муж мой – человек грамотный, не пьющий и не буян. Меня он сильно любил, и детей тоже и очень заботился о нас. А когда война началась, Павел сам, по своей воле, записался в ополчение народное, но через два месяца его освободили и обратно на завод вернули, потому что он был горнозаводской рабочий. На заводе он стал сварочным мастером, а сапожничал теперь дома, в свободное время. Так ещё добавочно зарабатывал. Потом – революция. После неё, до масленицы ещё, – он ещё на заводе работал. А после масленой записался в красную гвардию…

– Сколько ему платили? – перебил Соколов.

– Тут я наверное не знаю. В Троицу он уехал служить. А на меня и детей платил местный совет рабочих депутатов. Сто семьдесят рублей каждый месяц, нам на всё хватало и оставалось немного. А после Троицы он поехал служить вместе с каким-то Дутовым, они с ним против казаков воевали.

– С Дутовым? – удивился Соколов. – С Александром Ильичом? 36

– А уже не помню, как его звали, – отмахнулась Медведева. – Дружок пашин какой-то. Верно, вместе на заводе работали. Я его и не видела никогда, он к нам в дом не приходил.

Соколов и Степных переглянулись.

– Что? – подозрительно спросила Медведева. – Чево вам не так?

– Ничего, ничего, Мария Даниловна, – сказал Соколов. – Продолжайте. Нам всё интересно.

– Ну что же… Послужили Павел с Дутовым. И на Страстной неделе, дня за четыре до Пасхи, Паша вернулся домой. Служба военная кончилась. После того Паша прожил дома около трёх недель… – она задумалась.

– А дальше что? Проснись, Маня! – сказал Степных.

– Погодь, Никола, я припоминаю, когда это… когда в охрану… Вспомнила: в начале мая! Записался он в команду для охраны того дома, где царская семья содержалась.

– Добровольно записался или мобилизовали? – спросил Соколов.

– Так разве он один такой был? – отмахнулась Медведева. – С ним ещё человек тридцать горнозаводских. То ж всё равно как работа – только другая, не в цехе. Приехал на завод комиссар Мрачковский, предложил записаться всем, кто хочет, никого не заставлял. В местном совете запись была. Жалованье положили четыреста целковых в месяц при готовой квартире и столе – от екатеринбургского совета.

– И где у него была городская квартира? Он один там жил или вы всей семьёй? – спросил Соколов.

– Нет, ничего такого, чтоб квартира в городском доме или дом отдельный, не было. Крышу над головой дали. Муж мой жил в казарме, где и другие. Но у Паши была своя отдельная комнатка, где он всякие документы писал. Я в городе его навещала и иногда оставалась в той комнатке. В последний раз я приехала к мужу в первых числах июля…

– Точнее не скажешь? – спросил Соколов.

Мария подумала.

– Время я рассчитываю вот так: 22 июля я бываю именинницей. После моих именин, на четвёртый день, меня арестовали и увезли в город. Так… А до ареста после моего возвращения из Екатеринбурга я прожила дома три недели. К мужу явилась по его сообщению, он по телефону звонил в местный совет депутатов, и мне передали, что он зовёт. Ехать не на чем было. Потому я вместе с Марией Столовой пошли в Екатеринбург пешком, от нас туда сорок пять вёрст. Вышли мы с ней из дому в два часа ночи и в час дня пришли в город.

Она остановилась, всхлипнула.

– Никола, дай-ка мне ещё попить, – тихо попросила она. Допила воду и продолжила спокойно. – Ну, стало быть, пришли мы в город… Я – в казарму, а мужа нет. Пока его ждала, смотрю: что-то мало охраны. Спрашиваю: «Почему постов-то мало занято, где Государь у вас?» На что Иван Старков отвечал: «Увезли». Ну, куда увезли, я спрашивать не стала. Тут же в команде говорят, что теперь охранников будут на фронт отправлять. Потом пришёл муж. Когда мы наедине остались, Павел объяснил мне, что несколько дней тому Царь, Царица, Наследник, все княжны великие, слуги – всего двенадцать человек – убиты. Я так и ахнула. А Павел – сам не свой, лица на нём нет, почернел, худющий стал. Все кости наружу, и глаза ввалились, красные. Сказал, что с того дня ни спать, ни есть не может. Уже дома Паша сказал мне, как ему было велено разбудить Государя и остальных. Они умылись, оделись и были сведены в нижний этаж. Там чекисты бумагу им зачитали, дескать, революция погибает, потому погибнуть должны и вы…