Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

– Кто там знает. Они заранее расстреливают всех, кто не понравится. На всякий случай. Санитарная обработка.

– Без дознания, без суда… На земле чужой державы, – зло произнес Соколов. – Без закона…

– А что им закон? И где его взять? Постановили: вся наша железная дорога и полоса отчуждения – чешское государство. Вся сила у них. И господин Колчак чехособак любит. Болтают, какой-то Щетинкин в тайге шастает, красный. Агитирует за царя и советскую власть. Ещё грузинец Каландаришвили – этот сам собой, против всех. Шайки всё мелкие. Однако же у страха глаза велики, боятся чехи собственной тени… И то, зачем помирать, когда им домой бежать надо поскорее. Разбогатели…

Поезд тронулся и быстро набрал скорость, пробиваясь сквозь опять закрутившийся буран. Соколов и Степных снова легли, но оба уснуть не могли.

В Пермь приехали, когда за окнами серело утро.

Явился полковник Чечек. Весело поздоровался.

– Теперь куда вам? – спросил чех, постоянно улыбаясь.

– Для начала в суд, потом в военный контроль, – ответил Соколов. – А вы?

– Есть интересная цель, очень перспективно: военные склады. Ещё от вашего царя. Як захочете, то можем и вас, и вашего помощника взять в компанию. Авось , что интересное для вас найдётся.

– Благодарю покорно. Но у нас служба.

– Всегда будет служба, – засмеялся Чечек. – Надо же и развлечься. Царьски склады – большие развлечения будут. Надо и отдыхать.

– Отдохнём, – пообещал Соколов. – После службы.

Чечек только и двинул плечом, улыбаясь по-прежнему, – кто их поймёт, русских чиновников. И коротко козырнув, ушёл.

Метель затихла, небо совершенно очистилось, яркое солнце так засверкало на крышах обледеневших домов и на золотых крестах собора, что зубам стало больно.

Судебное присутствие оказалось закрытым. Подождав полчаса, Соколов и Степных отправились в военный контроль – с недавних дней он стал называться военным уголовным розыском.

У кирпичных облупленных ступеней милицейской управы, где размещались штаб начальника гарнизона и военное угро, Соколов придержал шаг, принюхался, словно гончая на тропе. С шумом выдохнул, подмигнул стеклянным глазом помощнику.

– Чую, ждут нас крутые горки.

– Да разве впервой! – бодро отозвался Степных и вслед за Соколовым поднялся по ступенькам.

В приёмной начальника гарнизона сидел юный прапорщик и читал книгу. Лет ему было, наверное, не больше семнадцати. Он, не отрываясь от романа, зыркнул на вошедших и лениво процедил, почти не разжимая губ:

– Гражданским сюда не велено.

И уткнулся в книгу.

– Прошу прощения, господин… – начал Соколов.

– Гражданин! – перебил прапорщик. – Господа в старом мире остались.

– Гражданин хам! – хлестнул пронзительно Соколов. – Харю от книжки оторви, мерзавец!

Хлопая глазами, прапорщик поднял голову – слов неожиданного штатского он ещё не понял, но начальственная угроза до него уже дошла. Он бросил книгу и вскочил, с грохотом опрокинув стул. К нему шагнул Степных и произнес зловеще:

– Перед вами, юноша, судебный следователь по особо важным делам. Личный эмиссар его высокопревосходительства Верховного правителя России! Болван… – прибавил он.

– Ви… виноват-с, господин комиссар, – пролепетал прапорщик, его круглая физиономия с подшёрстком вместо усов побелела.

– Эмиссар, дубина, – презрительно поправил Степных. К полковнику Рославлеву!

– По… господин полковник в отсутствии, ждём к двум пополудни.

– А капитан Кирста?

– Был у себя, с утра.

– Веди и докладывай! – приказал Степных.

Прапорщик вскочил и повёл грозных гостей по узкому тёмному коридору, спотыкаясь на каждом шагу о собственную саблю – она была ему явно не по размеру.

Поднялись по грязной деревянной лестнице на второй этаж, где прапорщик, оглянувшись на гостей, сказал страшным голосом часовому:

– От Верховного правителя – комиссары, срочно! К господину капитану!

– А пропуск?

– Пропуск? – озадаченно глянул на Степных прапорщик.

– Или повестка должна быть. Здесь уголовный розыск, военный.

– Неужели? – удивился Соколов. – А с виду – французский бордель.

И когда часовой поднял винтовку, рявкнул:

– Доложить начальству – немедленно! Сядешь у меня в холодную. Распустились…

Именно «распустились» подействовало лучше всякого пропуска. Винтовка остановилась и вернулась к ноге.

– Сей момент, – торопливо сказал часовой. И – прапорщику: – Постой тут…

Но распахнулась дверь, и на пороге показался высокий, худой штабс-капитан в английском темно-коричневом френче, но с русскими погонами, в двойной портупее, во французских галифе и отчаянно сверкающих сапогах. Цепкий нервный взгляд черных глаз пробуравил приезжих, дёрнулась щёточка усов.