Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

Мария Евгеньевна не выдержала, поднялась и строго приказала мужу:

— Андрей, пошли домой!

Аргунов, не твердо держась на ногах, поплелся за огорченной супругой, бормоча:

— Мамочка, не сердись…

Азеф понял главное: Гершуни — диктатор, руками партии делает то, что считает для себя полезным. Вынул из жилетного кармашка часы: уже половина первого, а в час дня у Женечки Немчиновой литературные чтения! Он расплатился с шашлычником и направился вдоль пруда к Богородскому мосту: там можно было поймать извозчика.

Беспокоила мысль: «Была ли Немчинова у Ратаева? Как он встретил ее?»

К Немчиновой Азеф прибыл вовремя. Около дома филеров теперь не было. Гости успели лишь принять по рюмке-другой шоколадного ликера, выпить кофе с эклерами и, когда вошел Азеф, рассаживались в гостиной.

Азеф подумал: «Лишь бы с графом Соколовым тут не столкнуться. Этот родовитый разбойник из-за ревности убить может, а труп в Москву-реку швырнуть!» Женечка счастливо улыбнулась, увидав Азефа. Она благоухала дорогими духами и цвела молодой красотой. Защебетала:

— Я посетила Ратаева. Он был любезен, пытался ухаживать, обещал ко мне в гости приехать. Ах, какой он интересный! Оказывается, мы коллеги. — Весело рассмеялась. — Он, как и я, драматург. Ведь пьесу «Облачко», что идет в Александринке, Ратаев написал! И сам играет «первых любовников». Я ему все объяснила, ну, что напутала при допросе. Он сказал: «Напутали и напутали! На первый раз прощается». Вот вам небольшой подарок, — незаметно протянула конверт, приятно выдохнула в ухо: — Девятьсот рублей от прибалтийской интеллигенции на дело революции.

— Имена жертвователей узнать можно?

— Нет, просили только передать, что сочувствуют идеям свержения царской деспотии.

— От имени руководителей партии социал-революционеров передайте благодарность, грядущая революция не забудет своих героев. Мы только что с Аргуновым обсуждали насущные задачи объединения революционных группировок. — И страшным шепотом, прямо в ухо: — В ближайшее время будем ставить типографию в Томске, готовьте материалы. У вас замечательные рассказы из крестьянского быта.

Женечка смущенно зарделась:

— Ой, вы льстите мне! Сегодня хочу кое-что новенькое прочитать.

— Страстно жажду слышать, прервал встречу с Андреем Александровичем и к вам несся… Тот даже на меня обиделся. Но я говорю: «Творчество Евгении Александровны — живительный источник, врачующий мою душу, изболевшуюся от страданий народа». Так и сказал, ей-богу!

— А что Аргунов?

— А что он? Отвечает: «Понимаю вас! К сожалению, партийные дела требуют моего участия в важной конспиративной встрече».

— Жаль! Но главное — вы с нами, милый Иван Николаевич! — Обратилась к гостям: — Итак, господа, начинаем. Позвольте представить вам нарочно приехавшую на наше заседание Иду Фабер, она преподаватель музыки из Варшавы, автор хрестоматии школьного пения.

Под жидкие аплодисменты к роялю подошла рослая, поджарая особа в темных одеждах и с толстой серебряной цепью на шее. У нее были красивые черные глаза, длинная шея и клювообразный нос, что делало ее похожей на ворону.

Дама из Варшавы встала у рояля, сквозь толстые стекла очков внимательно оглядела всех присутствующих, словно желая навеки запечатлеть в своем сердце. Особенно долгий взгляд остановила на Азефе. Заговорила тем особенным скрипучим и решительным голосом, какой часто бывает у литературоведов и музыкальных критикесс:

— Господа! Уроки пения в школе служат высоким целям совершенствования человеческой природы для развития разума, энергии, творческого духа, развития и выработки разумной, сильной и свободной личности. Наконец, уроки эти служат для развития чувства правды жизни, составляющих красоту человеческой природы. Стройный, обдуманный во всех подробностях репертуар сообразно возрасту, социальному положению и музыкальной подготовки ребенка является естественным этапом развития духовной независимости и свободы индивидуума. Принимая во внимание…

Азеф задремал. В ушах раздавался каркающий голос. Потом, словно издалека, донеслись звуки рояля, и Азеф с трудом раскрыл глаза. Дама из Варшавы долбила по клавишам и пела все тем же вороньим голосом:

В сыром бору тропина, тропина,

По той тропе галка шла, галка шла,

За галицей соколик, соколик,

Поймал галку за крыло, за крыло,

За то крыло правое да за правое,