Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

— Александр Васильевич, вы хотите врагам великого русского народа дать в руки козыри? Одним жидом меньше — и слава богу! А эту паршивую газетенку, которая на меня клеветала, прикроем, редактора на три месяца в крепость!

Герасимов не мог идти против воли своего начальника.

Дальше — больше. Вскоре возникли у союза денежные трудности, и Лауниц нашел остроумное решение: членам боевой дружины он стал выдавать ордера на обыски и выемку (это будут практиковать после захвата власти большевики).

Поначалу такие обыски и тайные выемки производились в Петербурге только у богатых евреев, но вскоре выемки начались у людей всех национальностей, и не в последнюю очередь у русских. Так что там, где начинаются деньги, сразу забывается национальная принадлежность.

В Департамент полиции посыпались жалобы, дело дошло до Герасимова. Тот доложил Столыпину. Петр Аркадьевич воскликнул:

— Я положу предел этим безобразиям. Вызвать ко мне Лауница.

Тот изобразил простодушный вид:

— А что делать, если Департамент полиции плохо работает? Жулья нынче много, вот Союз русского народа и помогает наводить порядок.

— И заодно воровать ценности во время этих обысков, — подсказал Столыпин.

Лауниц не моргнул глазом:

— Ну и что? У какого-нибудь горбоносого Нипельбаумана простые люди возьмут пустячок, жиденок от этого бедней не станет, а простому русскому человеку все радость.

Столыпин тяжело вздохнул:

— Я приказываю закончить с этими грабежами и обысками. Если у начальника вашей дружины Красковского имеются интересные сведения, то пусть он сообщает их Герасимову. Самочинных действий быть не должно. А что касается любви к народу, так я ни разу не слыхал от государя пафосных слов, хоть любит он и Россию, и народ не меньше нашего.

Лауниц, не желая слушать, раздраженно отвечал:

— Петр Аркадьевич, я не доверяю Герасимову, который меня охраняет. У него служат и хохлы, и белорусы, и хрен знает кто. Позвольте, чтобы меня охраняли мои истинно православные люди из союза…

Столыпин согласно кивнул:

— Как будет угодно!

Взаимная ненависть достигла верхнего предела. Вскоре проникли сведения, что Лауниц со своими головорезами работает над планом физического устранения «либерала и жидомасона» Столыпина. С Герасимовым, который не пользовался охраной, расправиться было совсем просто.

Итак, ранним утром 3 января 1907 года Герасимов появился в доме фон дер Лауница. Тот заставил начальника охранки унизительно долго киснуть в прихожей. Тут же находились четверо заспанных боевиков.

Лауниц наконец появился. От него пахло дорогим «Тройным» одеколоном, щеки были припудрены.

— Чем обязан? — Лауниц глядел на гостя недоброжелательно.

Герасимов удивился:

— Мы будем разговаривать в прихожей? Дело самое важное…

Лауниц сквозь зубы выдавил:

— Докладывайте! Истинно русские люди нам не помеха.

Герасимов пожал плечами и вполголоса сказал:

— Ваше превосходительство, на вас и на Петра Аркадьевича готовится покушение. Возможно, оно произойдет сегодня во время освящения института. Петр Аркадьевич остается дома. Я просил бы вас несколько дней тоже не выходить из квартиры. Сведения о покушении я получил из надежного источника.

Лауниц ядовито усмехнулся:

— Готов держать пари, что этот источник жидовский.

— Я не должен раскрывать своих агентов, — спокойно ответил Герасимов.

— Ну что, я в точку попал? — Лауниц расхохотался. — Нет, я обязательно пойду на освящение. Приду для того, чтобы доказать: вы как начальник охранки с вашими фальшивыми сведениями ни черта не стоите. Зарубите на носу: меня моя охрана в обиду не даст.

Герасимов пытался образумить градоначальника:

— Быть телохранителем — дело сложное, требующее серьезной подготовки. Здесь мало иметь правильную национальность и револьвер под мышкой. Я не уверен, что ваша дружина будет надежной защитой.

Лауниц иронически усмехнулся:

— В отличие от жидомасонов настоящие патриоты труса не празднуют! Честь имею.

Получалось, что жидомасон — это Столыпин. Впрочем, газета Лауница об этом уже писала. И публика поверила, потому что люди лжи верят охотно. С особым усердием размазывали клевету революционеры, ибо Столыпин им был как кость в горле.

Казалось, весь знатный, светский Петербург съехался 3 января на Архиерейскую улицу. Тут были офицеры в парадных мундирах, роскошные смокинги в орденских лентах, дамы в бриллиантах, ученые мужи в очках и лысинах. Но, кажется, еще больше было охраны — в полицейской форме и штатской одежде. На входе бдительно проверяли пригласительные билеты.