Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

Азеф лежал на нарах, смотрел в потолок, мучился неволей и терпел. Хотя заключенных кормили — исторический факт! — из соседнего ресторана на рубль в день, но великий секретный агент к такой пище не притрагивался. Прошли первые сутки после задержания, вторые. Никто Азефом не интересовался, не вызывал на допросы. И это равнодушие было самым ужасным. Азеф не выдержал, постучал в дверь. Открылась «кормушка». Азеф сказал:

— Надзиратель, передайте Герасимову, что я желаю с ним общаться!

Начальник охранки встретил заключенного едва ли не с распростертыми объятиями. Азеф с порога сказал:

— Я сдаюсь и все расскажу откровенно. Но желаю, чтобы при этом находился мой прежний начальник Рачковский. — Эту фамилию Азеф выдавил из себя с такой ненавистью, что стало ясно: при встрече разорвет его.

Герасимов с удовольствием позвонил по телефону Рачковскому:

— Петр Иванович, мы задержали вашего агента. Очень милый, доброжелательный человек. Скучает о вас, не чает вас увидать. Хочет говорить в вашем присутствии. Можно надеяться на встречу?

…Рачковский появился в кабинете со сладенькой улыбочкой, заюлил:

— А, славный Евгений Филиппович, наконец-то я вижу вас! Какое счастье!

Азеф вскочил с дивана. Глаза его гневно вращались, лицо исказилось ненавистью. Он размахивал кулаками и произносил базарные ругательства, не стесняя себя в выражениях:

— У вас есть что-нибудь в голове? Вы бросили меня на произвол судьбы, без денег, без инструкций! Вы даже на мои письма не отвечали! Чтобы дети мои не умерли с голода, я вынужден был связаться с террористами! Память у вас, как хвост у свиньи — короткая и обосранная! Сколько сделал я для вас, сколько жизней спас, включая жизнь самого царя, — вы ничего не помните? — Азеф еще долго изрыгал хулу на голову Рачковского и наконец несколько угомонился.

Герасимов едва сдерживал довольную улыбку. Он обратился к Азефу:

— Да, мы виноваты перед вами. Но, Евгений Филиппович, давайте думать о будущем.

— Сначала отдайте мое жалованье за пять последних месяцев — пять тысяч.

— В ближайшие дни этот вопрос оговорю с министром, уверен, он ваше требование найдет справедливым, и деньги вы получите.

Азеф теперь доброжелательно глядел на Герасимова и обращался лишь к нему, словно не замечая присутствия Рачковского.

— Вы, наверное, не знаете, что Рачковский, — кивнул в его сторону, — ставил на Гапона, хотя я предупреждал его. Рачковский мне не верил, он верит только себе. И что? Где теперь Гапон? — Посмотрел на Рачковского и сделал жест рукой вверх. — Болтается в петле ваш Гапон. Хорошую агентуру вы себе приобрели.

— Как, где болтается? — Рачковский сильно перепугался.

Гапон, в прошлом тюремный священник, организатор несчастного шествия петербургских рабочих 9 января пятого года, недавно исчез, и это очень тревожило полицию.

Азеф с усмешкой отвечал:

— Висит в одной заброшенной даче на финской границе. И вас постигла бы такая же участь, если продолжали бы иметь дело с Гапоном. Указывать вам эту дачу не желаю — недостойны. А Гапон… что ж, доносчику — собачья смерть!

…Азефу, заботами Герасимова, пять тысяч были выплачены. Тело Гапона полиция обнаружила только месяц спустя. Азеф вновь занялся своим делом — стал осведомлять полицию. Герасимов напишет в мемуарах: «Азеф оказался моим лучшим сотрудником в течение ряда лет. С его помощью мне удалось в значительной степени парализовать деятельность террористов».

В среду 17 октября 1905 года государь подписал Манифест о даровании свобод народам Российской империи. Была провозглашена свобода слова — печатай что хочешь, только Православную церковь не трогай, лай власть взахлеб — ничего не будет! Каторжники были выпущены на свободу — режь, убивай, царя свергай!

Либералы поднимали бокалы:

— Пьем за победу демократии! Жертвы, брошенные на алтарь свободы, были не напрасны!.. Ура, господа! Продолжим борьбу за полное свержение проклятого самодержавия!

Было много самодовольства, но ума было мало и не было желания заглянуть вперед, чтобы увидать те ужасы, к каким приведет российская вседозволенность, называемая демократией.

И либералы с новой силой бросились рушить устои некогда великого государства.

Управившись с делами в Петербурге, Азеф катил в Москву. Нервы в борьбе с террористами были измотаны донельзя. Он на два дня решил наведаться в Москву, чтобы прильнуть устами к любимой Марии. Накануне отъезда в ювелирном магазине Маршака на Невском за фантастические деньги приобрел для Марии бриллиантовое колье.