Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

– Вам что-то известно об Платоне Аркадьевиче? – спросил Иван настойчиво.

– Как же я устал, – пробормотал доктор без всякого выражения. – Вчера приходил, задавал глупейшие вопросы, теперь вы…

– Кто к вам приходил вчера?

– Этот… с петлицами… И тоже из Москвы.

– Бураков? Он не мог приходить вчера. Он был тут раньше.

– Значит, у меня в голове все перепуталось. – Дмитрий Михайлович вздохнул. – Я считал, что они умнее. Но хватило тряпья и фосфора, чтобы все всполошились.

– О чем вы, доктор?

– Да призрак этот. Бледный и светящийся… какая-нибудь светлая тряпка, вымазанная фосфором. Мистификация, – проговорил он отчетливо, и глаза его сверкнули.

– А стол?

– Что?

– В усадьбе есть стол, который летал и стучал. Как его вы объясняете?

– Молодой человек, – внушительно ответил доктор, – летающие столы вы можете видеть только в одном случае: если у вас delirium tremens. Ясно? Белая горячка, – сжалился он, видя, что Опалин его не понимает. – Или какая-нибудь иная форма бреда, осложненного галлюцинациями. Но обычно речь идет именно о белой горячке, потому что…

– Однако два человека видели, как этот чертов стол движется, и никто из них…

– Да неужели? Они вам сказали, а вы поверили? У них есть свидетели? Лидия Константиновна будто бы видела. Платон Аркадьевич будто бы видел… И каждый из них был совершенно один, когда это происходило!

Опалин открыл рот. Ему было стыдно сознаться, но считая, что почти разгадал тайну призрака, он все же не представлял, как объяснить движущийся сам собою стол. Он подозревал, что тут замешана какая-то хитрая машинерия, и пожалуйста – доктор-морфинист с ходу сумел предложить самое простое и убедительное решение.

– Я понял, – заговорил Опалин возбужденно. – Вы уехали из усадьбы, потому что решили, что они вас разыгрывают. Даже если бы в доме были какие-то секреты, кому их не знать, как женщине, которая жила в нем много лет? А Киселев явно к ней неравнодушен…

Он умолк, спохватившись, что увлекся и поведал собеседнику больше положенного.

– Я устал ломать себе голову, – проговорил Дмитрий Михайлович безжизненным тоном. – Видите ли, Каспар…

– Меня зовут Иван, – довольно сухо напомнил Опалин, который был чрезвычайно чувствителен к попыткам исказить его имя и фамилию.

– Правда? – Доктор помолчал, что-то соображая. – Позвольте мне быть с вами откровенным, милостивый госуд… а, черт, товарищ. – Он решительно потер виски. – Милостивый товарищ, мне совершенно все равно, что там в усадьбе затевается. Я просто не хочу никоим образом быть причастным… Это же игра с огнем, поймите, причем в самом буквальном смысле. В конце концов деревенские могут вспомнить прежние навыки и… и попытаться сжечь усадьбу снова. Дважды, если я правильно помню, им это не удалось, но если они опять примутся за свое… – Он вздохнул. – Вообще я хочу только одного: чтобы меня оставили в покое. Все.

Он умолк и стал правой рукой нервно чесать левую ниже локтя, словно все у него там зудело.

– Вы мне очень помогли, Дмитрий Михайлович, – решился Опалин. Он отлепился от подоконника, к которому прислонялся, и шагнул к двери.

– Я? Да бросьте.

– Нет, правда. Спасибо, доктор. Если вы вдруг понадобитесь… я смогу вас тут найти? Вы здесь живете?

– Да, – кивнул Виноградов. – Только это не жизнь, – медленно закончил он, когда дверь затворилась. – И даже не существование.

Опалин отправился на поиски фельдшера, который разговаривал в кабинете со старушкой с костылем, которую Иван уже видел в приемном покое.

– Можно? – попросил Опалин, просунув голову в кабинет. – На два слова.

Насупившись, Горбатов вышел к нему.

– Слушай, – смущенно начал фельдшер, – он не всегда… Ты не думай… Он блестящий врач, его обстоятельства прижали… Из комнаты в Москве выписали, жена бросила…

– Ему лечиться надо, – сказал Опалин. – Ты не знаешь, может, у него есть знакомый врач, который… э… занимается такими случаями?

Фельдшер задумался.

– Может быть, профессор Дробинский… Дмитрий Михайлович как-то упоминал, что учился у него… И профессор вроде бы… ну… У него клиника…

– А что ж Виноградов к нему не обратится? – По юношеской привычке Опалин рубанул с плеча.

– Ты что, думаешь, ты так просто к нему попадешь? – усмехнулся фельдшер. – Понимать надо! Профессор Дробинский – величина… Эх, было бы все так легко… Я бы сам его туда отправил. – Он тяжело вздохнул. – Когда Дмитрий Михайлович в порядке… ну, более-менее… это ж такой врач, такой врач! Помню, принесли к нам селькора… Герасимова… Упился, мол, до смерти. Дмитрий Михайлович только на него посмотрел – нет, говорит, его топили… Держали и топили. Вскрыл – и точно, в легких вода…