Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

Велев пациенту одеваться, он провел Опалина в заднюю комнатушку, в которой стояли шкафы с медицинскими книгами и лекарствами. На кушетке лежал человек, укрывшийся с головой чем-то, похожим на выцветшую занавеску, и Опалин видел только несколько русых прядок на макушке.

– Дмитрий Михайлович, – деликатно шепнул Горбатов. Из-под занавески донесся сдавленный вздох. – Дмитрий Михайлович, тут уголовный агент… очень настаивает…

Он встряхнул лежащего сильнее. Занавеска поползла вниз.

– Хватит, я проснулся, – пробормотал Виноградов. – Который час? Хотя… какое это имеет значение…

Он спустил ноги с кушетки и сел, путаясь в своем странном покрывале и поправляя задранный рукав. Фельдшер метнул на Опалина быстрый взгляд, но Иван не испытывал проблем со зрением и уже разглядел точки от уколов на руке доктора. Тем не менее он решил пока делать вид, что ничего не заметил.

– Вам что-нибудь нужно? – спросил Горбатов у Дмитрия Михайловича.

– Абсолютно ни-че-го, – ответил доктор, болезненно усмехнувшись и приглаживая всклокоченные волосы. – Ступай, – добавил он повелительно, словно говорил со слугой.

Фельдшер вышел, не прекословя – хотя производил впечатление человека с характером, который не станет терпеть подобное обращение. Опалин, стоя возле единственного окна, молча изучал своего собеседника. Возраст – явно за тридцать, но, конечно, выглядит еще старше, потому что пристрастие к морфию никого не красит. Лицо при этом умное, черты резковаты, рот неулыбчивый и суровый. Несмотря ни на что, доктор Виноградов был чисто выбрит, однако одежда у него была мятая, несвежая, и у Опалина возникло четкое ощущение, что он видит перед собой человека, который идет ко дну. Как только он перестанет бриться, он окончательно махнет на себя рукой, и тогда…

– Слушаю вас, – со старомодной церемонностью промолвил Виноградов.

– Я Иван Опалин из московского угрозыска, – с неудовольствием начал гость.

– Москва! – Доктор встрепенулся. – А что, она еще существует?

Опалину еще не приходилось так странно начинать разговор, и потому простительно, что он на мгновение растерялся.

– И Большой театр все еще стоит? – допытывался собеседник, подавшись вперед.

– Ну… да.

– И Головин все еще поет?

Поскольку жизнь Ивана сложилась так, что она не пересекалась ни с театром, ни с оперой, он поневоле замялся.

– Помню, как в «Демоне»… – Виноградов вздохнул и обмяк. – Ладно. А я что, кого-то убил?

– Убил?

– Ну раз уж вы здесь.

– Я хотел поговорить с вами о призраке в Дроздово, – мрачно ответил Иван, чувствуя, что не справляется и что беседа течет по какому-то невразумительному руслу. – И о том, почему вы оттуда уехали.

– Да какой призрак, – отмахнулся Виноградов, – чепуха.

Он потер лицо, чтобы прийти в себя. Его тонкие пальцы дрожали.

– Думаете, никакого призрака на самом деле нет? – спросил Опалин.

– Конечно. Это… – доктор сделал туманный жест. – Простите, что не предлагаю вам сесть…

Садиться и впрямь было некуда. Опалин скрестил руки на груди и прислонился к подоконнику, разглядывая своего собеседника.

– Вы что-то знаете о призраке, Дмитрий Михайлович? Вам известно, кто этим занимается?

– Мне? Нет.

– Хорошо. – Опалин немного подумал. – Вы знаете, что призрак – не призрак, и все-таки вы уехали из усадьбы. Почему?

Доктор скривился.

– Не люблю, когда из меня делают дурака, – решительно ответил он.

– Кто делает?

Однако Виноградов сразу учуял, что его подталкивают назвать конкретное имя, то есть фактически выдвинуть обвинение, и холодно поглядел на Опалина.

– Слушайте, я не для того несколько лет резал трупы в анатомичке университета, чтобы верить в каких-то призраков… Мне стало неуютно в усадьбе, и я съехал. Лидия Константиновна вздрагивала при каждом шорохе… Эта… комсомольская барышня вся извелась из-за своего жениха… Когда у него случился эпилептический припадок, он чуть язык не проглотил. Мог бы и умереть, если бы я не оказался рядом.

Значит, не такой уж ты плохой врач. Какого же черта ты ломаешь свою жизнь?

– А Киселев? – вырвалось у Ивана.

– Что Киселев, простите?

– Он сильно испугался?

– Ему по чину не полагается. – Дмитрий Михайлович впервые позволил себе что-то похожее на усмешку.

– По какому такому чину? – спросил Опалин после паузы.

Доктор не стал отвечать. Он сидел на кушетке, привалившись к стене. Все краски в его лице словно выцвели, и он явно испытывал упадок сил. Серо-голубые глаза его блестели, но даже человек, слабо знакомый с медициной, сразу же понял бы, что это нездоровый блеск.