Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

– Это был не топор, а что-то вроде обломка секиры. Или алебарды… Отец Вережниковых собирал коллекцию холодного оружия. Часть после революции растащили – сабли, шпаги, рапиры… Кинжалы у него были очень красивые, в драгоценных ножнах. Ну… это первым делом украли, конечно.

– Дальше, – буркнул Опалин, насупившись.

– А что тут говорить? Однажды в усадьбе появилась эта комиссарша. Она тогда очень лихо порядок в уезде наводила… Стала грозить расстрелами, и все в таком духе. Эта секира, или алебарда, сорвалась со стены, пролетела полкомнаты и ударила ее в шею. Кровь хлынула фонтаном. Ее спутники и опомниться не успели, как она была мертва.

– То есть Стрелкова не стояла рядом с этой штукой…

– Нет. В том-то и дело. И все видели, как это случилось. Но никто не мог объяснить, что это было.

– И кто-то потом даже застрелился от испуга?

– Нет.

– Что, никто из тех, кто с ней был…

– А, вот ты о чем. Погоди, я понял. Нет, все было не так. Они, понимаешь, похоронили ее здесь. И тут они сделали ошибку, потому что… Короче, когда они уехали, через какое-то время ее труп вытащили из могилы и повесили.

– Кто?

– Неизвестно.

– Не верю, – коротко ответил Опалин, и шрам на его виске дернулся.

– Я тебе говорю – меня тогда тут не было. Откуда мне знать?

– А где ты был вообще?

– В Царицыне.

– Детишек учил? – спросил Опалин доброжелательным тоном, и в глазах его мелькнул адский огонек.

– Ты что! Тогда уже не действовало ничего. Хочешь знать, что я делал? – Платон Аркадьевич вздохнул. – Голодал.

– Все голодали, – буркнул Иван, не сдержавшись. – Ладно… Значит, комиссаршу вырыли из могилы и повесили. Дальше что было?

– Ее муж приехал со своими людьми и забрал тело. Он был из латышей, и… Короче, почти вся деревня ударилась в бега, предвидя худшее. Но он не стал никого расстреливать, не стал сжигать дома. Тогда было такое время, что некоторые еще с бронепоезда расстреливали целые деревни…

– Тут с бронепоезда не особо постреляешь, – напомнил въедливый Опалин. – Деревня в стороне от железки лежит.

– Это-то да. Можно считать, что Николаевке повезло. А Стрелкову ее муж очень любил. Когда он увидел, как ее гниющее тело висит на дереве… В общем, он похоронил ее где-то в Москве и через некоторое время застрелился. По крайней мере, так говорили.

– А второй?

– Что?

– Кто был второй, кто застрелился после смерти Стрелковой?

– Не было никакого второго, Ваня. Это все слухи. Зачем тебе вообще понадобилось это дело? Тогда шла гражданская война. Творились… всякое творилось.

– Понимаешь, – проговорил Опалин, не сводя глаз с натюрморта на стене, – я приезжаю прояснить насчет призрака, и узнаю про летающий стол. Затем к ним прибавляется летающая секира, которая убила человека. Эта секира и стол – они как-то связаны? Или нет? И при чем тут Сергей Иванович, который занимался в этом доме пес знает чем, так что даже Распутин…

Он умолк.

– Не могу понять, что это такое, – продолжал Опалин, глядя на картину. – Может, ты знаешь? Вон, сбоку, с зеленой метелкой. Перед кувшином лежит.

Платон Аркадьевич вошел в комнату и всмотрелся в натюрморт. Тарелка, ваза, которую собеседник обозвал кувшином, на тарелке яблоки и желтое с метелкой – перед вазой. На заднем плане – занавеска, часть окна, и за ним сад.

– Это ананас, – объявил Киселев.

– Чего-чего? – переспросил озадаченный Опалин.

– Говорю тебе: ананас. Фрукт такой.

– И где он растет?

– На юге.

– Правда, что ли? А почему он такой странный?

– Потому что это ананас, – терпеливо разъяснил Платон Аркадьевич. По правде говоря, он чуть было не ляпнул «Потому что это не яблоко», но благоразумно решил не рисковать.

– А картину кто рисовал?

– Зинаида Станиславовна.

– Жена инженера? А она живьем рисовала, или как?

– Ты хочешь сказать, с натуры? Насколько мне известно, да, а что?

– Просто мне интересно. На картине сзади окно, и видно здешний сад. Откуда она тут взяла ананас?

– Так его в оранжерее вырастить можно. По-моему, Лидия Константиновна говорила, что им какой-то князь присылал ананасы из своей оранжереи.

– Ну и зачем ты мне тут твердил, что ананас только на юге бывает, когда его в оранжерее выращивают? – рассердился Опалин.

Киселев стоял, пряча улыбку; но Иван все равно заметил ее и надулся.

– Так бы и сказал: овощ из оранжереи, – добавил он упрямо.

– Фрукт.

– Какая разница?

Платон Аркадьевич очень хотел возразить, что разница есть, и существенная, но вовремя заметил, что Опалин снова начинает злиться, и решил лишний раз не выводить его из себя.