Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— А почему стол из коридора не уберут? Он же мешает.

— Никому он не мешает, — фыркнула девушка. — На него в дни спектаклей явочный лист кладут. Вы что, первый раз в театре?

— Я… А что такое явочный лист?

— В нем расписываются артисты, когда приходят в театр, — объяснила Маша. — Вы вообще откуда — из миманса?

Дался им этот миманс. Опалин дал себе зарок при первой же возможности узнать, что скрывается за этим словом.

— Нет, — буркнул он, — я с Петровки.

— С Петровки? — непонимающе переспросила Маша.

— Да, я оперуполномоченный. Расследую исчезновение Павла Виноградова.

— Вы из милиции? — с недоумением спросила девушка, поворачиваясь к нему. — А что такое с Пашей?

— Вы его знали?

— Ну, немного.

— А ночь с шестнадцатого на семнадцатое помните?

Маша наморщила лоб:

— Вам-то зачем?

— Я вас видел, когда вы бежали по Петровке, — признался Опалин. — От здания театра.

— А, так это были вы! — вырвалось у Маши. — Не была я ни в каком театре, я возвращалась из гостей. Еще не хватало, чтобы я ночами в театре сидела…

— И в Щепкинский проезд вы не заглядывали?

— Это который за театром, что ли? Я домой спешила. Зачем мне туда заглядывать?

Опалин поглядел ей в лицо и понял, что она говорит чистую правду. Маша действительно засиделась в тот вечер в гостях и торопилась домой.

К ним подошел тщедушный молодой человек с русыми волосами, расчесанными на безупречный прямой пробор. Из-под серого пиджака виднелся искусно связанный свитер, пальцы были длинные и тонкие, как у артиста.

— Маша, вы опять намудрили с расписанием, — проговорил молодой человек с упреком. — Напечатали на сегодня рояльную репетицию, а вместо нее оркестровая.

— Я напечатала то, что мне продиктовал Платон Сергеевич, разбирайтесь с ним сами, — огрызнулась она.

— Хотите сказать, что заведующий балетной труппой не знает разницы между репетицией под рояль и репетицией под оркестр?

— Как же вы мне надоели, Сотников! — с раздражением промолвила девушка. — Возвращайтесь домой, если сегодня не ваша очередь играть. Что у вас за манера раздувать из мухи слона…

— Я считаю, Маша, что вы безответственно относитесь к своим обязанностям, — тускло проговорил молодой человек. Судя по всему, он относился к тем занудам, которые никак не могут вовремя остановиться. — Вы, конечно, умеете заводить в театре друзей, но это не дает вам права…

Опалин решил, что пора вмешаться, и достал свое удостоверение.

— Одну минуточку, товарищ… Представьтесь, пожалуйста. Назовите ваши фамилию, имя, отчество, год рождения…

— Я… я… а что я… — забормотал молодой человек. — Сотников Сергей Антонович… девятьсот тринадцатого года…

— Профессия?

— Я концертмейстер. — Опалин строго посмотрел на него, и Сотников поторопился объяснить: — Играю на рояле, когда… когда идет репетиция, ну или класс…

— Павла Виноградова знали? Артиста кордебалета?

— Ну… знал… То есть я его видел иногда в буфете… и на репетиции… Он на балу в третьем действии танцевал… В «Лебедином озере».

— Когда вы видели его в последний раз?

— Когда? Ну… На репетиции, когда он снова с Алексеем Валерьевичем поссорился. Несколько дней назад… А потом я уже его не видел.

— Можете идти, товарищ Сотников, — веско проговорил Опалин и повернулся к Маше: — Я тут вашего комсорга ищу. Не покажете мне, где он сидит?

Девушка глядела на него во все глаза. Концертмейстер, воспользовавшись тем, что от него отстали, скрылся.

— А вы, оказывается, опасный человек, — улыбнулась Маша. — Мне даже жалко стало Сотникова, хотя он редкостный осел. — Вздохнув, она собрала старые бумажки, которые сняла с доски объявлений. — Идемте, я отведу вас к Колпакову.

Комсорг сидел в отдельном кабинете, где на стене висели портреты Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, причем Сталин присутствовал также в виде бюста, стоящего в простенке между окнами. Валентин Колпаков оказался молодым человеком со светло-русыми вьющимися волосами и россыпью веснушек на свежем лице. Он носил очки, придававшие ему необыкновенно ученый вид, однако в глазах у него мелькало беспокойство, и мысленно Опалин взял это на заметку.

— Прежде всего, что вы можете сказать о Павле Виноградове? — спросил он.

Комсорг заговорил весьма бойко, но речь его, изобиловавшая бесконечными повторами, сводилась к тому, что Виноградов производил впечатление хорошего товарища… казался политически грамотным… не высказывал сочувствия враждебным элементам… делал на общем собрании доклад по поводу новой конституции, самой лучшей и самой гуманной в мире…