Оскар Мюриэл - Темные искусства

— Надеюсь, все это скоро закончится, — обнадежил я ее, входя в дом. — По крайней мере, я сегодня с хорошими новостями.

Когда я сообщил Девятипалому, что отец взялся защищать Катерину, он бросился ко мне с такими крепкими объятиями, что ребра у меня затрещали, и даже приподнял меня на несколько дюймов — и тогда-то я познал истинное амбре его изношенного пальто.

— Это не гарантия того, что она выйдет на свободу, — сказал я, как только снова коснулся ногами пола, но глаза у Макгрея уже пылали огнем новой надежды.

— Ох, я понимаю. Но так у нее будет хоть какой-то шанс. Я должен поблагодарить твоего папу!

Я прыснул.

— О, поверь, чем реже он тебя будет видеть, тем лучше будет исход. — Я зашел в его библиотеку — как обычно, захламленную, и стал подбирать разбросанные всюду листки с показаниями. — Я так понимаю, что остальные документы в кабинете?

— Ага.

— Хорошо, я за ними съезжу. И заодно уволю Сперри.

Девятипалый в этот момент наливал себе виски в честь радостного повода, но, расхохотавшись, расплескал половину порции.

— Ох-хо-хо-хо… нет! Подожди здесь, я сам с этим разберусь.

Увы, он покинул дом прежде, чем я взмолился к нему хоть в этот раз не ломать ни чьих костей.

Я вернулся домой через час или около того, и, ощущая себя разжалованным до мелкого клерка, оставил кипу документов на столе у отца. Вместо того чтобы поблагодарить или хотя бы поприветствовать меня, он, не поднимая глаз от чтения, протянул мне конверт.

— Будь добр, передай это леди Энн.

Я чуть не споткнулся, когда услыхал это имя.

— Энн… Ардгласс?

— Да! Я достаточно четко выразился.

— Ты просишь ее…

— О, Иэн, мне над делом твоим работать или на глупые вопросы отвечать? Да! Я прошу ее поручиться за цыганку.

Я не выдержал и от души расхохотался.

— Должен тебя предупредить: эта старуха ненавидит Макгрея. И меня. Она ни за что не согласится свидетельствовать.

Отец все же оторвал взгляд от работы, но лишь для того, чтобы налить себе еще кларета.

— У меня до сих пор хранятся некоторые ее документы о купле-продаже недвижимости. У старой карги есть прелестный домик в Лондоне неподалеку от Ганновер-сквер, и приобрела она его не самым законным путем.

— Она скорее от имущества своего откажется, чем нам поможет.

— Почему ты так думаешь? Я понимаю, за что она может ненавидеть этого Девятижильного Морфея, но с чего бы ей ненавидеть тебя ?

Я тяжко вздохнул. Я не рассказывал ему о том, что леди Энн бесцеремонно предложила мне руку своей внучки и я ей отказал — теперь же мне пришло на ум, что таким образом она, возможно, хотела получить гарантию, что мой отец не воспользуется ее грязным бельем в своих интересах. Я решил, что лучше расскажу отцу об убийственном ланкаширском деле.

— Ты знал, что ее единственный сын умер?

— Я… смутно припоминаю, что читал об этом в некрологах, да.

— Он был жив. Ну… то есть сейчас-то он уже мертв, но много лет провел в лечебнице для душевнобольных здесь, в Эдинбурге. Слухи о его ранней смерти оказались ложью. Леди Энн стыдилась его недуга.

Отец наконец взглянул на меня с непритворным интересом.

— И как же ты об этом узнал?

— В прошлом январе он убил сестру милосердия и еще нескольких людей. Мы с Девятижильным вели дело о его поимке. — Отец начал посмеиваться. — Прошу прощения, отец, ты находишь эту историю забавной?

— О, нет! Я нахожу ее пикантной. — Он выдернул конверт у меня из рук. — Я добавлю это к своим угрозам.

Я с возмущением наблюдал, как он дописывал сей отвратительный аддендум.

— Ты не только вынуждаешь престарелую даму свидетельствовать в Высоком суде, что само по себе страшный скандал и унижение для женщины ее круга, но еще и угрожаешь предать огласке самые мрачные тайны ее семьи? Ее репутация будет испорчена до конца дней.

— Тю! Долго ли ей осталось?

— Макгрей считает, что она бессмертна. Он даже гадает, не заключила ли она сделку с дьяволом.

— Что ж, в этом случае ее ждет вечный позор.

Я покачал головой.

— Отец, иногда ты меня пугаешь.

Он рассмеялся, подняв бокал в собственную честь.

— Неужели ты не рад, что в этот раз я играю за твою команду?

Время шло, и обстановка в городе казалась все более тягостной. Я думал, что виной тому всего лишь моя тревожность, но осенняя погода тоже была к этому причастна: облака скапливались на небе толстым темным слоем, пока не обретали вид твердой кровли, но дождь при этом изливать не спешили.