Оскар Мюриэл - Темные искусства

Он молчал. Оглядывался по сторонам. Его окружали лишь напуганные, ошеломленные и укоризненные лица.

И, когда он, ссутулившись и волоча ноги, ушел в сопровождении поскуливающих собак, мне стало ужасно его жаль.

Когда следующим утром Лейтон меня разбудил, я понял, что проспал всю ночь в кресле — шея и спина хрустели при каждом движении.

Пока я тер глаза, настраиваясь на непосильную задачу — подняться с места, Лейтон распахнул шторы.

— У вас гость, сэр, — сказал он, и лишь тогда я услышал какую-то возню в коридоре.

— Так рано?

— Сейчас десять утра, сэр.

— Что ? — вскричал я, так резво вскочив на ноги, что перед глазами поплыли звезды. — Почему ты так долго меня не будил? У меня же масса дел!

Но, прежде чем Лейтон успел ответить, с первого этажа донесся оглушительный грохот.

Я сбежал по лестнице, потирая затекшую шею и прекрасно сознавая, что вид у меня удручающий. Внизу я наткнулся на дорожные сундуки, громоздившиеся друг на друге у распахнутой входной двери, и мускулистого грузчика, который продолжал заносить багаж. Я собирался поинтересоваться у него, что происходит, но тут нечто необъятное заслонило и без того скудный утренний свет.

Первым, что я увидел, был выдающийся круглый живот, туго обтянутый черным пальто, медные пуговицы которого грозили вот-вот разлететься, как пули.

— Отец !

Мистер Фрей-старший уверенно вошел в дом, топая, как величавый носорог; одна рука его покоилась на лацкане, отделанном мехом горностая, в другой была эбеновая трость.

— Неужели это ты? — взвизгнул я.

— О, Иэн, ну что за глупый вопрос. Ты послал за мной, не так ли? Кстати, выглядишь прескверно.

— Я… я послал, но… — я покачал головой, все еще до конца не проснувшись. — Я даже — я вообще не думал, что ты приедешь! Может, ты… возможно, ты неверно понял мою телеграмму?

Расплатившись с грузчиком, он усмехнулся.

— Цыганка, шестеро мертвы, твой невменяемый шеф считает, что во всем виноват призрак. Даже с твоей убогой грамматикой я не мог неверно ее истолковать — об этом пишут все лондонские газеты.

— Серьезно ?

— Да. Это же новость из разряда тех самых алармистских глупостей, которыми всегда полнится последняя полоса. Мачеха твоя, кстати, упала в обморок, когда прочла там твое имя.

— Действительно упала , не шутишь?

— Ну, ты знаешь ее манеру. Она картинно рухнула на кушетку и не шевелилась, пока служанка не принесла ей нюхательную соль. — Он взглянул на Лейтона и рявкнул: — И когда же ты, черт подери, заберешь у меня пальто, а, кочерга-переросток?

Лейтон только что подошел и закрыл дверь, и, принимая у отца его увесистый покров, он скромно улыбался — будто терпеть ругань для него было совершенно в порядке вещей.

— Даже не вздумай показывать мне дорогу, — с сарказмом бросил отец, направляясь к лестнице. — Я пока еще помню, что тут и где. Но, будь добр, принеси мне сигару, прежде чем начнешь разбирать багаж. И проследи, чтобы чертову кобылу накормили.

— Кобылу? — повторил я, бросившись к незапертой двери.

Зная, каким женоненавистником был отец, я отчасти ожидал увидеть за порогом мачеху. Действительность, впрочем, обрадовала меня куда больше. Посреди унылой серости улицы, сияя своей безупречно белой шкурой, гордо стояла моя баварская теплокровная.

— Вот это да, ты Филиппу привез!

— Да. Это Элджи настоял — вот почему я так чертовски долго добирался. Я послал за ней в Глостершир, и скажу тебе одно — вредная и норовистая она кобыла, прямо как твоя бывшая невеста. — И отец зашагал вверх по лестнице, ворча, что только дикари живут с одним лишь слугой и без лошади.

Я не удержался и вышел погладить свою драгоценную Филиппу. Она и правда была не в настроении, но я знал, что обильная еда и долгий отдых окажут на нее благотворное действие.

— Дай ей морковки, — велел я Лейтону, чувствуя внезапную радость, и отправился вслед за мистером Фреем-старшим.

Он уже расположился в моем любимом кресле и с брезгливостью взирал на мешанину из документов у меня на столе.

— Я думал, ты не любишь Шотландию, — сказал я.

— О, я ненавижу эту проклятую страну, но лучше уж потерпеть Эдин-клятый-бург, чем слушать, как Кэтрин и эта чертова потаскуха Юджиния тарахтят, планируя свадьбу. Меня мутит от этого, Иэн.

Я слегка поморщился, когда он вскользь упомянул имя Юджинии — моей бывшей невесты, которую он только что сравнил с норовистой лошадью. Я и сам не мог сказать в ее адрес ничего лестного, поскольку в прошлом году Юджиния разорвала нашу помолвку, решив выйти замуж за моего старшего брата.