Олег Петрович-Белкин - Настоат

Курфюрст резко бледнеет. Вилка выскальзывает из рук, со звоном падая на тарелку. И долго еще эхо отражает тот единственный звук, что нарушает тишину Тронной залы.

Эк его проняло! Нокаут. Видимо, история доктора – чистая правда.

Это знак! Коли даже убийца говорит о моих злодеяниях, ждать и откладывать боле нельзя. Завтра же прикажу Деменцио отправиться в Больницу к Энлиллю. Пора обратиться своим сердцем к Нему – Великому Архитектору, коего я оскорбил и отринул… Надеюсь, есть возможность искупить содеянное – и на смертном одре одним черным пятном на душе станет меньше. Только бы доктор не отказался от встречи! Только бы не анафема, не проклятие, не презрение со стороны Великого Архитектора! Но нет, все будет в порядке – Судьба не случайно дала мне второй шанс: я знаю – ей присуща высшая справедливость. Так же, как и милосердие к павшим…

А что скажет Деменцио? Смотрю на него – он абсолютно спокоен.

– Ваше величество, не поддавайтесь на провокации! – шепчет он мне. – Вы же видите: Настоат хитер, как лис. Пытается вывести вас из себя, сломить дух, заставить сомневаться в себе и своем прошлом. Поверьте, вы всегда все делали верно: ни единой ошибки, ни одного преступления – лишь защита государственных интересов. Сейчас не о чем сожалеть. Ноэль – богоотступник, ересиарх, лживый пророк, кудесник и прорицатель, лицемерно проповедовавший всепрощение и заботу о ближнем; его Отец – Сыноубийца, который даже не потрудился прийти своему ребенку на помощь. Они – шайка плутов, ушлых мошенников, узурпировавших власть в нашем Городе, тогда как мы – созидательная сила, восстановившая вселенский порядок. Каяться надо им – не нам! Однако вы посмотрите: Ноэль умудряется гадить даже после своей смерти… Спустя две тысячи лет! Невообразимо!

Возможно, Деменцио в чем-то прав… В моей душе – борьба: не знаю, кого надо слушать… Ладно, все это после, а сейчас – разговор с Настоатом.

Из соседней залы доносится Lacrimosa . Всегда любил ее первые такты. Глядя на Курфюрста, я понимаю – сейчас эта траурная, заунывная мелодия как нельзя кстати. Пожалуй, ее стоило бы сделать гимном Города. Или хотя бы моего Замка.

Ламассу и Лисаветт, несомненно, танцуют за дверью – я чувствую их сонные, неживые движения; тягучие глиссе и па-де-де, словно в кошмаре. Темные, страшные образы.

Пытаясь привлечь мое внимание, Курфюрст с раздражением бьет десертным ножом по бокалу.

– Прекратите! Кто вы такой, чтобы говорить о политике, истории, деяниях власти? – Голос его становится громче. Того и гляди оборвется, лопнет, как неумело натянутая струна на гитаре. – Вас не было там! Лишь дураки могут судить о том, что погребено в прошлом, исходя из морали и представлений современной эпохи. Мы жили в другое время; мы были другими – и вызовы, стоявшие перед Городом, не чета нынешним. Так что не лезьте в пределы, которые вам не знакомы; говорите по существу и не пытайтесь навязать мне чувство вины. Лучше ответьте: вы намерены признаваться или будем и дальше тянуть здесь шарманку?

– Волынку, ваше величество, – укоризненно поправляет Деменцио Урсус. Тоже мне, любитель изящной словесности.

Подливая вино, я смеюсь им в лицо.

– Признаваться? В чем? Я ничего не совершал! В отличие от вас, повторяю! – Толстым слоем намазываю паштет из гусиной печенки на ароматную, свежевыпеченную булку. – Знаете, что́ я заметил? Все блюда у вас слегка пересолены. Должно быть, это от слез, пролитых подданными. А может, и вами. В любом случае, сейчас – ваше время плакать и признаваться. Не мое – ибо я ни в чем не виновен.

Вдали я слышу лай Ламассу – или просто в ушах звучит голос совести:

– Хозяин, ну зачем же так жестко? Сжальтесь над стариком – сейчас он не тот, что был прежде.

– Поделом ему за все прегрешения!

И Ламассу умолкает.

– В общем, господин Курфюрст, отстаньте от меня со своими нравоучениями. Я не признался Дункану, не признался Энлиллю, а вам и вашему лакею – и подавно признаваться не намерен.

Странно: мне кажется, что Деменцио Урсус удовлетворенно кивает. Точно, никаких сомнений – он мазохист: чем сильнее бьешь, тем больше ему нравится. Скользкий тип, многоликий. Змея… Никак его не ухватишь!

А вот Курфюрст – другое дело. Моя канонада не просто задела его, нет! Она раздавила, расплющила, уничтожила его изнутри – как я и планировал. Жалкое зрелище! Еще бы! Осознавать, что ты, Великий самодержец, Принцепс, Законодатель, – не имеешь ровно никакой власти… Да, это, наверное, больно!