Олег Петрович-Белкин - Настоат

Почему я так его ненавижу? Долго думал и, наконец, осознал: не его, не его я презираю, а собственные грехи и пороки, воплощенные в чужом теле; себя я хочу казнить – да так, чтобы помучиться… Только духу мне не хватает – вот и жажду взглянуть, как кто-то подобный мне подыхает в конвульсиях. Боже, какое малодушие, какая дикая трусость! Нет такой низости, в которой бы я не был запятнан…

Однако это не все: намедни мне было явлено чудо – и, кажется, оно знаменует последний шанс на мое воскрешение! Дабы преступник не сдох, я отправил к нему лучших врачей, целителей и гомеопатов. Но глава местной больницы не пустил их на порог – выгнал, в ярости прокричав: «Курфюрсту – курфюрстово, а доктору – докторово!» Само собой разумеется, я навел справки: врач сей зовется Энлиллем; послужной список прекрасный, в общем – ничего необычного. Однако увидав фото – дагерротипный портрет – я утратил дар речи… Это был – о Господи… невероятно… Сам Великий Архитектор!

Тысячелетиями мы терялись в догадках, куда исчез он после смерти Майтреа, а оказалось – все это время он был совсем рядом, в местной больнице! Боже, какая удача! Как только решусь, обязательно обсужу это с Деменцио – он обязан устроить нам встречу. И на коленях – на коленях, рыдая – я буду молить доктора о прощении; буду плакать и унижаться, лишь бы даровал он мне то, чего я столь жажду – спасительного искупления! Я хочу, чтобы Архитектор стал соправителем Дункана – пора вернуть власть в Городе тому, кому она причитается по справедливости. Достойным и честным людям.

Не мне… Ибо в отражении своем я по-прежнему вижу лишь труса, подлеца и убийцу.

Но скоро все поменяется. Да будет так – и ныне, и присно и во веки веков.

Аминь!

Смущенно улыбаясь, Лисаветт преграждает вход в Тронную залу.

– Собакам нельзя! С собаками нельзя! Равно как и с котами в трамвае. Прошу вас: далее – только люди. Я бы и рад пропустить, но из-за слабого здоровья Курфюрст на карантине. «Блестящая изоляция»! Чем меньше посетителей – тем лучше.

Мы с Ламассу усмехаемся: не много ли он на себя берет? Великий альгвасил – он же архивариус – выглядит ужасно нескладно: росту замечательно высокого, с длинными, как будто вывернутыми, ножищами, всегда в стоптанных козловых башмаках, и держит себя добродушно. Знакомый образ.

– Идите, Хозяин! Я подожду возле двери. Сей крест вам нести самому, а я побуду здесь, с Лисаветтом. Думаю, он будет счастлив компании друга, пускай даже четвероногого. У меня недоброе предчувствие – его время уже на исходе: последние дни хорошего человека. Поэтому не стоит с ним спорить – давайте проявим такт и смирение. Он этого заслуживает.

– Хорошо, будь по-твоему. Надеюсь, ты не уйдешь от меня к другому Хозяину!

– Что вы, как можно? Поверьте – мы с вами навечно!

Лисаветт с непониманием смотрит на дружелюбно виляющую хвостом собаку. Опыта общения с животными у него, видимо, нет. Точно так же, как и с женщинами. Впрочем, какое мне дело? Пора идти дальше.

Двери широко распахиваются передо мной, Лисаветт почтительно отступает, и по кроваво-красной дорожке я торжественно шествую в глубь Тронной залы. Все как в моих детских мечтах – даже обстановка похожа. Жаль, нет толп восторженных почитателей – но когда-нибудь они непременно появятся!

Огромная люстра из хрусталя, стекла и алмазов переливается над полупрозрачным мозаичным полом; в ее ослепительном декоре отражаются сотни, миллионы огней, играющих бликами по зеркалам, развешанным на обитых бархатом стенах. Всюду роскошь, изящество, грация: рыцарские доспехи и гобелены, кариатиды и барельефы, полотна древних мастеров и витражи, расписанные масляной краской. Неудивительно, что в Городе этого нет – на всех богатств не хватает! Да вот беда: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие». Незадача!

Справа – облицованный изразцами камин с тлеющими остатками папирусов и пергаментных свитков. Кажется, кто-то боится последствий; а может, дрова совсем отсырели – вот и приходится топить государственными архивами и манускриптами. Вдали я вижу пустой трон с шелковым балдахином, за ним – герб: три меча, скрещенных на фоне двуглавой змеи, каждая из голов которой изготовилась для смертельного броска во имя и славу Ландграфства. Похоже на кадуцей [52] Жезл Гермеса (Меркурия), наводящий сон. – только куда более агрессивный.