Олег Петрович-Белкин - Настоат

А теперь – время исполнить обещанное. « Urbi et orbi [48] Городу и миру (лат.). . Поздравляю Дункана Клаваретта с назначением на должность Начальника следствия!» – охрипшим от ветра голосом кричу я с высокой трибуны. Впрочем, так и не объяснив, что именно стало мотивом сего повышения.

1058 г. по моем воцарении: «Темные века» у порога – былое процветание кануло в Лету.

Повсюду – феодализм, раздробленность и разобщенность. Власть моя неустойчива; жизнь утекает из нее, как из мертвого тела. Да и сам я все чаще задумываюсь о вечном.

Холера, тиф, лихорадка, оспа, макабр, пляска смерти, моровое поветрие, коронавирус – какие только бедствия и недуги не пали на наш Город! Подданные мучаются, гниют и стонут ночами. Дворец обезлюдел. И то верно: когда рушится мироздание, не до преклонения перед властью. Лишь верный Деменцио всегда рядом – хоть ему я могу излить свои мысли.

– Скажи, почему мы еще живы? Почему никто не проткнет нас мечами за то, что мы совершили? Так и вижу, как заходят солдаты и во все горло орут: «Караул устал. Который тут Первосвященник? Слазь!»

А помнишь, каким заносчивым я был прежде? Стыдно и больно вспоминать о тех временах! Как думаешь, что будет дальше? Есть ли надежда? Может, подать в отставку и отправиться в монастырь? Или в паломничество, стать пилигримом?

– Не волнуйтесь, ваше величество! Все образуется – Город обязательно выстоит! Помните: Наша Республика имеет то преимущество перед остальными, что управляется непосредственно Господом Богом. Иначе невозможно объяснить, как она вообще существует. Так что прилягте и успокойтесь – негоже вам нервничать. Все под контролем! В вашем возрасте думать о делах государства – первейшее средство к погибели. А мы будем править за вас – главное, не уходите от власти!

Спите, ш-ш-ш-ш, только спите! Закройте глаза и погрузитесь в горнюю бесконечность. А дождь будет петь колыбельную.

Ш-ш-ш-ш.

И тихо, стараясь не напугать, выползает из комнаты.

Со всех сторон давят варвары. «Боже, избави нас от ярости чужеземцев», – трижды повторяю я, лежа в постели. Призвать бы Дункана на защиту Вечного Города – но он, конечно, не согласится. После того случая, когда о его боевых подвигах вновь «позабыли», он дал себе клятву никогда более не возвращаться на армейскую службу. Как жаль, что мы с ним так и не нашли понимания… Он мне как сын, но для него я, похоже, враг и предатель. Что ж, я сам виноват – теперь уже ничего не поделать…

Во сне ко мне являются страшные образы. Вижу себя в гробу, при свечах, только вместо лица – лошадиная морда. Губы ее шевелятся, шепчут: Ab hoste maligno libera nos, Domine [49] Избави нас от лукавого, Боже (лат.). . Огромный Козел, Повелитель мух пожирает мне ноги. Затем вижу могилу, обелиск из черного камня. Вместо цветов на ней растут руки, извиваясь при каждом дуновении ветра. Подле надгробия сидит человек в капюшоне; дыхание его сотрясает горы и долы, вздымает моря-океаны. Ужас сковывает мне сердце; я бегу, бегу как можно быстрее, но ноги не слушаются. Я увяз; пытаюсь спрятаться – вокруг сплошная равнина. Человек в капюшоне совсем близко, от него веет холодом… «Зачем? Зачем ты вылез из грязи и испражнений? Весь мир утонет вместе с тобою… – Я вижу его лицо, знакомое мне до боли. – Зачем ты съел меня, о несчастный? Я прорасту сквозь твое тело» . Обратившись в жука скарабея, Великий Архитектор заползает мне в горло.

Я просыпаюсь от дикого кашля. Холодный пот и удушье – и так теперь каждую ночь…

1517 г. по моем воцарении. Эпоха Возрождения и Реформации. Кажется, лихолетье позади: эпидемии отступают, искусство вновь занимает подобающее ему место, открываются университеты и медресе, экономика готовится к выходу из тысячелетней рецессии. По крайней мере, так утверждают многочисленные советники и министры.

Впрочем, меня это уже мало волнует – я практически не поднимаюсь с кровати. Лежа подписываю принятые и одобренные кем-то законопроекты, лежа выслушиваю доклады сановников, лежа смотрю в гигантское, во всю стену, окно – а там по-прежнему дождь, и грозные молнии вспыхивают по всему небосклону.

Говорят, Дункан пьет днем и ночью – а что еще делать, коли служба его заключается в бессмысленном, монотонном перекладывании бумажек? Все жалуются мне, рассказывают дикие истории о его пьяных ночных похождениях. Понятно, понятно… На том и закончим – ибо что я могу сделать? С военной карьерой он давно распрощался; преступников у меня для него нет – а значит, Начальнику следствия только и остается, что искать истину бытия в горьком вине. К тому же я и сам – почти живой труп, так что все закономерно: рыба гниет с головы.