Олег Петрович-Белкин - Настоат

А вот Деменцио все понял достаточно быстро: со времен Революции (так мы теперь называем низложение Ноэля и Великого Архитектора) его манера общения стала гораздо более сервильной и раболепной. И правильно: я – господин, он – мой советник, и не стоит позволять себе лишнего. «В конце концов, у меня не так много способов доказать, что я свободен. Свободны всегда за чей-то счет»; в данном случае – за счет Деменцио и остальных граждан. Это. Отныне. Должен. Понять. Каждый.

Что еще достойно упоминания? Ах, да! Кровью и златом усмирил наконец бунтующие провинции Юга, наместником туда назначил бородатого олигофрена – князька из местного клана. Неважно, насколько он хорош в управлении, меня это не волнует. Главное – у него есть два самых ценных качества: преданность и узколобость. Пускай радуется жизни, обогащается и пирует, думая, что все блага дарованы ему Богом, – лишь бы не вздумал оспаривать мои приказания. Недалекими алчными самодурами повелевать куда проще, нежели вольнодумцами типа Деменцио или Дункана.

Лишь одно меня беспокоит: дождь, проклятый непрекращающийся дождь – невыносимый, колкий, холодный… Недельная буря времен Революции так и не стихла. Кто-то говорит, что она мне в наказание, другие – что наказан весь Город, третьи – что беспощадная гроза – эта кара Великому Архитектору за то, что не спас Сына. И тем, и другим, и третьим я без промедления затыкаю глотки. Однако, против моих ожиданий, драконовские меры не помогают – перешептывания и пересуды только усиливаются…

476 г. по моем воцарении: Северо-восточные племена, прежде находившиеся под моей властью, взбунтовались и взяли Город в осаду. Пришлось в спешном порядке вызывать Дункана, до сей поры пребывавшего в многолетней опале. Кто еще, кроме него, способен отбросить орды захватчиков?

– Первосвященник, я спасу вас лишь при условии, что вы назначите меня Начальником следствия и дадите надежные гарантии, что я таковым и останусь. Я сыт по горло безвестьем; мне претит, что вы и все остальные позабыли о моем славном боевом прошлом. Ваши прихвостни – все эти шуты, трубадуры, церемониймейстеры, камердинеры и прочие великосветские проститутки – смотрят на меня, как на парию, хотя мои заслуги перед государством неоспоримы. На фоне этих ничтожеств даже Деменцио выглядит каким-никаким, но человеком. А посему хочу себе третью должность в Республике! Иначе Город падет, а вы останетесь лежать под его дымящимися руинами.

Что ж, делать нечего – пришлось согласиться. Правда, в глубине души я и сам был рад подобному повороту. Дункан всегда был для меня чем-то бо́льшим, нежели простым, заурядным подчиненным – по мере дряхления я все острее испытываю к нему отеческие чувства. Даже период опалы – не что иное, как попытка перевоспитать блудного сына. Быть может, когда-нибудь, после моей смерти или отставки, именно он возглавит наш древний, утопающий в дождях, несчастный и многострадальный Город – и взойдет над ним яркое солнце новой эпохи.

А пока все по-прежнему: я правлю от лица Великого Архитектора, якобы удалившегося к себе в эмпиреи. Для сомневающихся повторяю: Я есмь Его воля, помазанник, верный слуга и наместник, подотчетный Ему и никому боле.

Однако кое-какие нововведения все же присутствуют: народ уже позабыл о нашей с Деменцио роли в низвержении Ноэля Майтреа – а значит, самое время укрепить его духовным авторитетом теперешнее мое царство. Сначала робко, раз в десятилетие, а затем все чаще и чаще мы именуем себя детьми не только Великого Архитектора, но и его Сына. Пока все идет более чем удачно. Смерть Ноэля – это искупление первородного греха Человека: сие допущение отныне принимает форму догмата.

Между тем, приходят последние реляции с фронта: виктория! Дункан не оставил противнику ни единого шанса: нападавшие отброшены, осада снята, потерь почти нет. Блестяще! Все, как в светлые дни моей юности – как давно это было! Окончательная победа теперь – дело времени, а его у меня предостаточно.

Деменцио организовал фейерверк и в очередной раз провозгласил меня спасителем Города. Грандиозная манифестация: «Первосвященник являет собой воплощение воли и духа Великого Архитектора, в нем проявились любовь и милосердие, воспринятые им от Майтреа!» – провозглашает он пред толпою. А та недоверчиво мнется, переступая с ноги на ногу и сжимая в руках плакаты с давно набившими оскомину лозунгами: «Дело Понтифика живет и побеждает!»; «Священный Синедрион – ум, честь и совесть нашей эпохи!», «Спасибо Патриарху за счастливое детство!» и почему-то «Не болтай! Болтун – находка для варвара и песьеголовца». Превосходно! Хотя Дункану, конечно, все это придется не по вкусу: о нем и его подвигах – ни единого слова…