Олег Петрович-Белкин - Настоат

– Не говорите о том, о чем понятия не имеете! Ноэль – плоть от плоти мой Сын, и вам он – полная противоположность.

– А как же свобода воли? Вы отказываете в ней даже собственному Сыну? Неужто он не мог быть со мной хоть в чем-то согласен?

Я улыбаюсь: похоже, удалось-таки вовлечь Энлилля в дискуссию, а это – первый шаг к примирению. Пускай не сегодня, но начало положено!

– Эосфор! Или лучше Баал-Зевул? Не знал, что это тоже были вы – и сразу все проясняется! – Доктор пренебрежительно машет рукой. – Впрочем, неважно: вы – известный софист, и я чувствую – готовитесь загнать меня в угол. Диспут о детерминизме и свободе воли? Нет уж, такого удовольствия я вам не доставлю. Возвращайтесь к себе в Город и забудьте об этой Больнице!

– Почему же «к себе»? Я не имею к основанию Города ровно никакого отношения – точно так же, как и вы, между прочим. Он возник сам собой, а мы заперты в нем, словно в клетке. Сопричастны и обречены мучиться… Поэтому, собственно говоря, мы испокон веку только и делаем вид, что правим – я сейчас, как второе лицо государства, вы – до меня и Курфюрста. А ведь это лишь иллюзия, мираж, заблуждение! Признайте: не мы управляем Городом, Он руководит нами. Он нас породил, создал по своему образу и подобию; именно Город – главный герой романа.

Энлилль смущенно опускает глаза.

– Согласен. Но это единичный случай: во всем остальном мы – противники и антагонисты.

Накрахмаленное одеяние доктора выглядит еще более лучезарным в призрачном блеске зеркал, слепящих нас мимолетными бликами. Красиво! Теперь я понял, почему глаза Архитектора меняют цвет. Я слышал, тем же вопросом задавался и Настоат. Оказалось, все просто: глаза доктора – лишь отражение; где-то поблизости всегда находится зеркало.

– Энлилль, видите, мы нашли точку соприкосновения. И никакие мы не враги, просто мыслим по-разному! Вы никогда не были готовы смириться с чужим мнением!

– Чушь! – Доктор укоризненно машет ладонью, попутно сжимая ее в мягкий, пухлый кулак. – Я принимаю все взгляды! «Не судите, да не судимы будете».

– Ну вот… Опять! Вы даже не замечаете, что отказываете мне в собственной точке зрения!

– Хватит! Довольно противоречий и парадоксов! Теперь я понимаю, почему ваш лукавый характер столь востребован в этой Вселенной. Вы работаете на Город, а он оберегает вас… Не зря же вы сроднились с окружающей обстановкой, возвели мост Двенадцати Пороков. Очень симптоматично!

Я саркастически усмехаюсь.

– Очередной стереотип и предрассудок. Сказка! Масштабы вашего неведения потрясают. Мост Двенадцати Пороков был здесь задолго до меня и до вас. Просто в бытность свою правителем вы даже не удосужились ознакомиться с городской планировкой… Но в чем-то вы правы – да, я люблю этот Город. Возможно, это стокгольмский синдром (уж не знаю, откуда пошло это название – видимо, из параллельного мира). Я заложник Города, он – тюрьма, почти что инферно, но это не мешает мне наслаждаться его величием и обаянием.

– Неудивительно! Город кажется вам прекрасным постольку, поскольку вы – его неотъемлемая часть. Красота вообще относительна: порождение любой системы – биологической, политической, социальной – всегда будет восхищаться целостным организмом, структурой, вдохнувшей в него искру жизни. Систему нельзя оценить изнутри, с позиции ее элемента, крошечного, микроскопического существа.

Например, небо, деревья, моря, океаны, перламутровые водопады и платан, раскинувшийся у больничного сада, – что́ может быть живописнее, притягательнее, ярче? Весь окружающий мир – он блистателен и грандиозен! Разве есть другие планеты, которые могут сравниться по великолепию с нашей?

К сожалению, да – это не более, чем ошибка сознания! Человек – порождение природного мира, равно как и река, камыши в ее болотистой пойме, или птица, парящая в небесах, ястреб, пикирующий ей за спину… А значит, мы неспособны трезво и объективно оценить то, что нас окружает. Быть может, мы живем в наихудшем, отвратительнейшем из миров, но изнутри он кажется нам Раем.

Я уверен, обитатели Меркурия, Венеры, Вавилона, Бхагавад-гиты, Вальпараисо, Захадума, Энума Элиш, Эн Софа считают свою планету божественно идеальной, даже если на ней – лишь камни да кратеры от метеоритных ударов. И очутись инопланетяне здесь, у нас, в Городе, или где-нибудь, где пока не свирепствует буря, – они, вполне возможно, закрыли бы глаза, вздохнули и горестно прошептали: «Господи, этот мир ужасен! Он беднее и печальнее всех остальных!»